- Любви, твоей любви... - услышала она.
     - К тебе? К убийце?
     - Какой же я убийца? Что ты!
     - А Лука...
     - Так это вовсе не  я...  Виноват  вон  тот  гвардеец,  а  я  тут  ни
причем... Да что тебе в этом старике? Он достаточно пожил, на что ему была
жизнь? Пожил на свете и умер -  таков  уж  вечный  закон  природы,  а  как
умереть - от болезни ли, от меча ли - не все ли равно...
     - Отпусти меня!
     - Конечно! Разве ты могла в этом сомневаться?.. Ты будешь свободна! В
этом мое слово...
     - Когда?
     - А вот, когда ты навестишь мой дом... Ты побудешь  у  меня  немного.
Поглядишь, как живут у нас в Византии, а потом, если  тебе  будет  угодно,
если тебе у меня не понравится, иди... Я не осмелюсь задерживать тебя...
     - Тогда прикажи развязать веревки.
     - Нет,  прости...  Когда  птица  попадает  в  клетку,  дверцы  всегда
остаются закрытыми...
     - Презренный! Теперь я вижу, что ты все лжешь.
     Византиец расхохотался.
     - Как ты прекрасна в своем гневе! - воскликнул он. -  Я  поспешил  бы
отдать  дань  твоей  красоте  и  расцеловать  тебя,   если   бы   не   эти
приближающиеся сюда люди, среди которых я вижу великолепную  матрону  Зою,
моего милого Марциана и еще кого-то... Увы, эта встреча  несколько  мешает
моим намерениям, но верь мне, что мой  поцелуй  останется  за  мной  и  не
пропадет... Я немедленно, как только мы будем дома, с  излишком  наверстаю
все, теперь мною потерянное... Мы будем счастливы, мой  цветочек!  Но  что
это  значит?..  Великолепная  Зоя  направляется  в  нашу  сторону.  О,   я
предчувствую, что она перехватит у меня радостную весть о поимке варвара и
прежде меня принесет ее первою к очаровательной Склирене!..
     Носилки  Зои  действительно  остановились  по  ее  знаку.  Матрона  с
любопытством и изумлением глядела на связанных юношу и девушку.
     - Привет тебе, несравненная Зоя! - подошел к ней начальствовавший над
гвардейцами патриций. - Привет тебе, Марциан, и тебе...
     Он   низко   поклонился,   придав   своему   лицу   возможно    более
подобострастное выражение.
     Зоя внимательно посмотрела на него.
     - И тебе мой привет, благородный Никифор, - ответила она. - Вижу, что
сегодняшний день был для тебя удачным... Где  нашел  ты  такую  прекрасную
добычу?
     - Ты говоришь про девушку или про этого варвара?
     - Про обоих...
     - Я могу сказать тебе только про варвара... Ты видишь, он смотрит как
будто во все глаза, между тем он слеп, как, впрочем, слепы все они...
     - Перестань говорить загадками, я плохо понимаю тебя! Что  ты  хочешь
сказать этими словами?
     - Никифор намекает, -  вмешался  Марциан,  -  что  этот  варвар  слеп
потому, что его глаза не оценили всех прелестей венероподобной Склирены...
     - Вот как! А эта девушка?.. Что она могла сделать? Или она осмелилась
вступить в соперничество с моей несравненной Склиреной?
     - О, нет! Эта дикарка вместе с каким-то стариком укрыли у себя  моего
дикого зверя, но, благодаря мне, он был все-таки найден.  Старик  зачем-то
нашел нужным умереть...
     - Какой старик, о ком ты говоришь, Никифор? - с заметным волнением  и
тревогой в голосе воскликнула Зоя, приподымаясь даже на носилках.
     Василий внимательно посмотрел на матрону и сразу заметил ее волнение.
     "Что это может значить? - подумал он.  -  Зоя  интересуется  каким-то
варваром! Не понимаю!"
     - О каком старике говоришь ты? - повторила снова свой прежний  вопрос
Зоя.
     - Ах, почем я знаю! Какой-то варвар, живший в  чаще  парка,  у  самой
воды... Его, кажется, я видел во дворце... Его называли там Лукой...
     - Он умер, ты говоришь?
     - Я в этом уверен,  и  рассуди  сама,  несравненная  Зоя,  мог  ли  я
оставить этот цветок, - он указал на  Ирину,  -  одиноким!  Нет,  тогда  я
считал бы себя в этом случае самым грубым из варваров.
     Он хотел еще что-то прибавить, но громкий крик перебил его.
     Это Изок, долго всматривавшийся в  Зою,  вмешался  и  начал  кричать,
привлекая к себе общее внимание.
     - Слушай ты, женщина! - гремел он. - Я знаю, я видел тебя  и  слышал,
что в твоих жилах течет славянская кровь... Ведь ты  сама  с  Днепра,  это
говорили мне верные люди, ты должна знать полянского старейшину Улеба.
     - Улеба! - воскликнула Зоя, и смертельная  бледность  выступила  даже
сквозь покрывавшие ее щеки румяна. - Что с ним?
     - Он убит... убит по приказанию вот этого человека, который говорит с
тобой, как друг... а его внуков, детей его  сына  Всеслава,  -  они  перед
тобой - ведут на смерть, на муки, на позор... Радуйся,  отступница,  и  да
поразит тебя великий Перун своим громом!
     Зоя совсем встала  на  носилках.  Она  с  широко  раскрытыми  глазами
слушала Изока. Теперь она  вся  бледная,  с  высоко  вздымающейся  грудью,
соскочила с носилок и кинулась к юноше.
     - Улеба! Ты сказал: Улеба, Всеслава? - повторяла она.
     - Да... да... Я - Изок,  а  это  -  сестра  моя,  Ирина,  мы  -  дети
Всеслава.
     - О, боги! Что же это... Никифор! Благородный Никифор!..
     - Что прикажешь, несравненная!
     - Умоляю тебя, отдай мне твоих пленников!
     - Ты просишь меня об  этом?  Но  нет,  я  не  могу  исполнить  такого
желания!
     - Отчего?
     - Этот варвар -  преступник,  он  должен  быть  возвращен  в  темницу
Демонодоры, а эта девушка... Ну, ты, конечно, поймешь меня, если я  скажу,
что отпустить ее мне мешает мое сердце.
     - Ты их отдашь мне! Я этого требую!..
     - Нет! Но прости, мне уже пора! Вперед!
     По приказанию  Никифора  гвардейцы  со  своими  пленниками  тронулись
вперед.
     - Но что же мне делать? - прошептала Зоя. -  Ведь  я  так  или  иначе
должна спасти их...
     Марциан в ответ только пожал плечами, как бы желая дать понять, что в