суметь направить в нужную сторону ревнивое чувство женщины,  можно  горами
ворочать.
     - Ты прав! Склирена сломит и Зою...
     - Это было бы хорошо. Не следует  забывать,  что  Зоя  принадлежит  к
"голубым"...
     - Да, да! Пойдем же к Склирене...
     - Нет, ты иди уже один... Я в этом деле нисколько  не  заинтересован,
да притом мне нужно зайти на ипподром...
     Приятели расстались.
     Почти в то же время и Василий расстался с Зоей.
     - Еще раз благодарю тебя за услугу. Но, вот, еще просьба... Ты знаешь
Анастаса, эпарха, он главный начальник голубых, к которым принадлежу и  я?
- заговорила Зоя.
     - Мне приходилось слышать о нем. Что же я должен сделать?
     - Пойди к нему и расскажи о том, что я сделала... Никифор не  простит
мне, и я должна ждать  неприятностей...  Вардас  болен;  если  бы  он  был
здоров, я ничего не боялась бы... Исполнишь ты это?
     - Я все сделаю для тебя, прекрасная Зоя, но теперь позволь  мне  тебя
оставить... Ведь этот Никифор не простит и мне, и  я  должен  предупредить
его...
     - Иди, иди! И да благословит тебя Бог!
     Василий в самом деле поспешил во дворец. Слова Зои о том, что Никифор
не простит обиды, явились для него предостережением. Он понял, что в  лице
этого патриция он нажил себе смертельного врага, но эта предстоящая борьба
нисколько не пугала македонянина: в ней он решил испытать свои  силы...  В
случае победы он мог быть уверенным, что счастье обернулось к нему лицом.
     В покои Михаила он был допущен немедленно.
     Император  был  в  состоянии  полудремоты,   когда   к   нему   вошел
македонянин. Порфирогенет сейчас же  узнал  его  и  даже  обрадовался  его
появлению.
     - А, это ты! - закричал он. - С какими вестями?
     Василий начал было обычное приветствие.
     - Не надо... Скорее!.. Что говорят?
     - Весь народ восхваляет тебя и твою мудрость, несравненный!
     - Знаю, все  знаю  -  ты  говоришь  правду...  А  что  о  предстоящих
ристалищах?..
     - В Константинополе очень много мореходов, как я это теперь узнал,  и
народ на стороне голубых... Раздражать его опасно!
     - Знаю... Пусть зеленые держатся как можно скромнее!..  Но  мною  все
довольны?
     - Скучаю по тебе, великолепный,  и  все  с  восторгом  встретят  твое
появление на ипподроме... Но я прошу у тебя одной милости...
     - Уже? Как это скучно...
     - Я прошу милости выслушать меня...
     - А, говори!..
     Василий поспешил рассказать, что произошло между Зоей и Никифором.
     - Чтобы не раздражать голубых, я счел нужным для виду принять сторону
Зои и приказал Никифору отдать ей этих пленных. Потом их можно будет снова
взять, но, пока не кончились ристалища, голубые не должны иметь  повода  к
возмущению народа.
     - Так, так, ты поступил хорошо... Я хвалю тебя,  -  милостиво  сказал
Михаил. - Можешь оставить у себя мой перстень!  Я  вижу  -  он  в  хороших
руках.
     Сердце македонянина радостно забилось: счастье было в его руках!



                         22. ЗА МИГ ОТ ПРИЗНАНИЯ

     Зоя, Изок и Ирина всю дорогу не вымолвили  ни  одного  слова.  Только
вступая уже под портик своих палат, матрона, обращаясь к юноше и  девушке,
произнесла:
     - Добро пожаловать! Вы оба входите  сюда  не  как  рабы,  а  как  мои
дорогие гости... Здесь, под этим  кровом,  вы  находитесь  пока  в  полной
безопасности, а что будет потом, это мы увидим...
     Эти слова удивили Изока и Ирину  как  нельзя  более.  Что  могло  это
значить? Ведь еще так недавно они  были  жалкими  рабами  в  руках  грубых
солдат, а теперь эта роскошно одетая, богатая, знатная матрона вдруг  и  в
самом деле обращается с ними, как с  дорогими  гостями,  не  обращая  даже
внимания на то, что они были презираемыми в Византии варварами.
     К их услугам явились рабы; как Ирине, так и Изоку  было  отведено  по
особому покою, им поданы были лучшие яства и пития...
     Только сама хозяйка не выходила к ним.
     Утолив первый голод, Изок снова почувствовал, что усталость последних
дней берет свое. Оставшись один, он не мог  преодолеть  дремоты  и  быстро
заснул крепким молодым сном, заставляющим забывать все на свете.
     Ирина напротив, несмотря на все перенесенные волнения и усталость,  и
не думала спать. Теперь, очутившись одна сама с собой, она снова  пережила
все случившееся, и, чем больше она думала над событиями этого дня, тем все
более и более разгоралась в ней ненависть ко всей  Византии  и,  вместе  с
тем, зарождалось желание отмщения  тому  грубому  патрицию,  которого  она
считала главной причиной своего плена и смерти старого деда.
     Ни вмешательству знатной матроны, ни  ее  обращению  с  ними  она  не
удивлялась. По своей наивной простоте она принимала все это  как  должное.
Она считала себя во всем безусловно правой и думала, что вместе с нею в ее
правоте должен быть уверен весь мир, и всякий должен ей помочь, раз с  ней
случилась какая-нибудь беда.
     Так прошел весь этот день, наступил другой, за ним третий, а Зоя  все
еще не показывалась своим гостям. Изок и Ирина начинали скучать.
     Зоя же с умыслом не выходила к молодым славянам. Она желала  дать  им
время  оглядеться,  освоиться  с  своим  положением  и,  вместе   с   тем,
подыскивала способы не только к их освобождению, но и к тому,  чтобы  дать
им обоим возможность вернуться в родную страну на Днепре.
     За это время ее несколько раз навестил вождь "голубых" эпарх Анастас,
пользовавшейся из-за болезни Вардаса расположением матроны. Он сообщил ей,
что македонянин Василий быстро возвышается,  что  его  положение  фаворита
императора становится все прочнее и прочнее уже по одному тому, что Михаил
почти что не может обходиться без его совета.
     О  Никифоре  ничего  не  было  слышно.   Зоя   мало-помалу   начинала
успокаиваться.