истинному. Оба брата таким образом  начали  управлять  империей, имея равную
власть. Они  пожелали уйти из  Британии  и  поспешили  в  Рим,  везя с собой
останки  отца (Геродиан: 3; 10,  15). Всю  дорогу  они ссорились  и даже  не
садились за один стол -- слишком сильно  было подозрение, что другой первым,
сам ли, или подговорив слуг, успеет тайком отравить каким-нибудь губительным
ядом еду  или  питье  брата. Тем более они  торопились:  каждый  думал,  что
опасность  уменьшится,  как только они  окажутся в  Риме  и  разделят дворец
пополам;  в  этом   обширном  и  многолюдном  жилище,  которое  превосходило
размерами  целый  город, каждый  мог  жить сам по себе,  как ему вздумается.
Действительно,  по  их  приказу были наглухо забиты все проходы между  двумя
частями дворца, причем каждый выставил свою стражу. По возвращении в столицу
они сходились вместе  лишь для того, чтобы иногда показаться  на публике. Но
после торжественных похорон  Септимия Севера  они  начали враждовать  уже  в
открытую и с ненавистью строили друг другу козни. Каждый делал все, что мог,
лишь бы  как-нибудь освободиться от брата и получить в свои руки всю власть.
Соответственно  с  этим  разделились  мнения  всех  тех,  кто  снискал  себе
какое-нибудь положение и почет в государстве. Большинство склонялось к Гете,
потому   что  он   производил  впечатление  порядочного  человека:  проявлял
скромность и мягкость по отношению к лицам, к  нему обращавшимся,  занимался
обычно более серьезными  делами.  Антонин же во всем выказывал жестокость  и
раздражительность. И  поскольку  он  во  всем проявлял буйный нрав и  больше
угрожал, чем убеждал, то и друзьями его становились скорее от страха, чем от
доброго к нему расположения.
     Провраждовав  так   некоторое  время,  братья   совсем  было  собрались
разделить  между  собой империю  для того, чтобы не злоумышлять друг  против
друга, оставаясь все время вместе. Решили, что Гете  должна отойти восточная
часть державы со столицей в Антиохии или Александрии, а Антонину -- западная
с  центром  в  Риме.  Но когда об этом  соглашении сообщили Юлии  Домне, она
своими слезами  и  уговорами убедила их отказаться от столь пагубной  затеи.
Этим она, возможно, уберегла  римлян  от новой гражданской войны, но обрекла
на смерть  родного  сына.  Перепробовав  все виды коварств, Антонин  потерял
терпение и решил действовать открыто -- мечом и убийством. 26 февраля 212 г.
он внезапно  напал на  Гету в спальне  Юлии Домны и  заколол его. Осуществив
убийство, он выскочил из спальни мачехи и с громким  криком бросился вон  из
дворца.  Воинам дворцовой  стражи  он велел без промедления проводить его  в
преторианский  лагерь, где  под охраной  у  него будто бы есть  еще  надежда
спастись: оставаться здесь во дворце --  значит,  идти на верную гибель.  Не
зная, что произошло  внутри  дворца,  те поверили и,  так как  он  бежал без
оглядки, все выбежали вслед за  ним. Оказавшись в лагере, он  вбежал в храм,
где преклоняются  перед  войсковыми  значками и  статуями, и, бросившись  на
землю, стал давать благодарственные обеты и  приносить жертвы  за  спасение.
Когда  об  этом  сообщили  воинам, все они,  пораженные,  сбежались  к нему.
Антонин выступил перед ними, но  не стал  прямо рассказывать, что собственно
произошло, а  кричал только, что избежал опасности и козней заклятого врага,
что в тяжкой борьбе еле-еле осилил врагов, что под угрозой были они оба, и в
его  лице  милостивая  судьба сохранила  хотя бы  одного государя. Тут же он
пообещал  за  свое  спасение  и  единовластие выдать  каждому воину  по 2500
аттических  драхм,  а   также  в  полтора  раза  увеличить   получаемое  ими
довольствие. Закончив речь, он велел преторианцам разойтись и сразу получить
эти  деньги  из храмов и  казнохранилищ.  Таким  образом  в  один день  было
безжалостно расточено  все то, что Север восемнадцать  лет копил и сохранял,
причиняя  несчастья  другим.  Услыхав  о  таких  суммах  и   сообразив,  что
произошло,  воины   объявили  Антонина  единственным  императором,   а  Гету
провозгласили врагом. Проведя ночь в  лагерном храме, набравшись смелости  и
приручив армию своими раздачами, Антонин отправился в сенат со всем войском,
вооруженным более, чем это в обычае при сопровождении государя (Геродиан: 4;
1,  3--5).  Воинов  он  поставил  посередине  двойным  рядом между сиденьями
сенаторов  и после этого произнес  свою  речь. Он жаловался на  козни брата,
речь его  была  путанной  и нескладной; во всем  он  обвинял брата,  а  себя
оправдывал.  Все  это  сенат  слушал  без  всякого  удовольствия  (Спартиан:
"Антонин  Каракала"; 2). Он  говорил это,  срываясь  на  крик, полный гнева,
бросая сумрачные взгляды на  друзей брата;  оставив  почти всех  дрожащими и
бледными, он поспешил во дворец.
     В скором времени были убиты  все близкие и друзья брата,  а также и те,
кто жил  во  дворце на  его половине; слуг перебили всех; возраст, хоть бы и
младенческий,  во  внимание не принимался.  Откровенно глумясь, трупы убитых
сносили вместе, складывали на  телеги и вывозили за город, где, сложив их  в
кучу, сжигали, а  то  и просто бросали как придется.  Вообще погибал всякий,
кого  Гета  хоть  немного  знал.  Уничтожали атлетов,  возниц,  исполнителей
всякого  рода  музыкальных произведений  -- словом, всех,  кто  услаждал его
зрение  и слух.  Сенаторов,  породовитее  или побогаче, убивали по малейшему
поводу  или  вовсе  без  повода  -- достаточно  было для  этого объявить  их
приверженцами  Геты.  Были  перебиты все,  кто  происходил из императорского
рода.  Так была убита дочь Марка  Аврелия,  уже старуха (Геродиан: 4; 5--6).
Умертвили Помпеяна,  сына  дочери Марка и Помпеяна. До этого он был два раза
консулом  и  полководцем  во  время   самых  важных  войн.  Казнили  Гельвия
Пертинакса, сына императора Пертинакса,  которого  так  чтил Септимий  Север
(Спартиан: "Антонин Каракалл"; 3--4). Умерщвлен был и двоюродный брат самого
Антонина, также носивший фамилию  Севера, и некоторые другие.  Из  сенаторов
погибли все представители патрицианских родов. Антонин засылал своих людей и
в провинции, чтобы истреблять  тамошних правителей и наместников  как друзей
брата.  Каждая ночь несла с собой  убийства самых  разных людей. Весталок он
заживо  зарыл  в  землю  за то, что  они якобы  не соблюдают  девственность.
Рассказывают,  что однажды император был на  скачках, и  случилось  так, что
народ  чуть посмеялся  над возницей,  к которому он был особенно расположен;
приняв это за оскорбление, он велел  воинам броситься на зрителя,  вывести и
перебить всех, кто дурно говорил  о его  любимце. Поскольку невозможно  было
отделить виноватых от невиновных, воины беспощадно отводили и убивали первых
попавшихся (Геродиан: 4; 6).
     Свое  прозвище  Антонин  получил  от  названия  спускающегося  до   пят
галльского  плаща с капюшоном, который он  и сам любил носить,  и в  большом
количестве   раздавал   народу.  В  дальнейшем  такие  каракаллы  назывались
антонинов-скими. Мачеху свою Юлию Домну, которая была очень красива, он взял
себе в  жены. Говорят, что она сама, для того чтобы  соблазнить  его, словно
случайно, обнажила  перед ним большую часть своего тела. Антонин  сказал: "Я
пожелал бы, если  бы это было дозволено". На это она ответила: "Если угодно,
то и дозволено". Когда он услышал  это, его  необузданная страсть усилилась.
Вопреки  всем законам  он справил  свадьбу, прибавив к братоубийству  еще  и
кровосмесительство.
     После этих  событий он весной 213  г. отправился в Галлию. Прибыв туда,