Калигулы,  своего  племянника,  когда тот  по приходе  к  власти  всяческими
заискиваниями  старался  приобрести добрую славу,  он был допущен к  высоким
должностям  и два месяца  разделял с  ним консульство. Назначено  было ему и
второе консульство через три года. Но и это не избавило его  от оскорблений,
причем  Калигула первый дал тому пример, всячески  потешаясь над Клавдием на
своих пирах.  Под  конец он и вовсе  разорил дядю, заставив купить за восемь
миллионов  должность жреца  при  своем  культе,  а  когда  Клавдий  не  смог
расплатиться с долгами, пустил его имущество с торгов.
     Из своего жалкого положения Клавдий вдруг поистине удивительным образом
достиг  императорской  власти.  Случилось  так,  что  заговорщики,  готовясь
напасть на Калигулу, оттеснили от него толпу, будто император желал остаться
один.  Клавдий был  вытолкнут  вместе  с  остальными  и скрылся  в  комнату,
называемую  Гермесовой;  оттуда при  первом слухе об убийстве  он  в  испуге
бросился  в  соседнюю солнечную галерею  и спрятался за занавесью у  дверей.
Какой-то солдат, пробегавший мимо, увидел  его ноги, захотел  проверить, кто
там прячется,  узнал его, вытащил, когда  тот в страхе  припал к  его ногам,
приветствовал его как императора и отвел  к своим товарищам, которые попусту
буйствовали, не зная, что  делать дальше. Они посадили Клавдия  на носилки и
сами, так как носильщики разбежались,  отнесли его к себе в лагерь.  Клавдий
дрожал от ужаса, а встречная толпа его жалела, словно  его  тащили на казнь.
Ночь он провел за лагерным валом,  окруженный стражей,  успокоившись за свою
жизнь, но  тревожась за будущее. Дело  в том, что консулы, сенат и городские
когорты  заняли форум и Капитолий в твердом намерении провозгласить всеобщую
свободу. Его также приглашали  через народных трибунов в курию для участия в
совете, а он отвечал, что его удерживают силой и принуждением. Однако сенат,
утомленный разноголосицей противоречивых  мнений, медлил с выполнением своих
замыслов. Толпа  же, требовала единого  властителя  и уже называла его  имя.
Тогда на  вооруженной  сходке  Клавдий принял  присягу  от воинов  и  обещал
каждому по 15  000  сестерциев -- он был  первым среди цезарей, кто купил за
деньги преданность войска. Утвердившись у власти,  он велел казнить Хереею и
Лупа, главных участников заговора  против Калигулы -- как для примера, так и
за то, что они,  мечтая о восстановлении республики, собирались убить самого
Клавдия.
     В своем возвышении Клавдий держался скромно, как простой гражданин. Имя
императора  он  отклонил, непомерные почести  отверг.  По  всем вопросам  он
советовался  с  сенатом,  в присутствии должностных  лиц участвовал в работе
судов  простого советника.  Вообще,  суды он  любил и правил их с величайшим
усердием,  хотя  то  ли по недомыслию,  то ли  по природной  мягкости  часто
выносил приговоры опрометчивые и даже нелепые. Здания он строил не в большом
количестве,  но значительные и необходимые. Главнейшие из них -- водопровод,
начатый  Гаем  Калигулой,  и водосток из  Фуцинского  озера.  По водопроводу
Клавдий  провел воду из обильных  и свежих  источников,  а по новым каменным
аркам  --  из реки  Апиена, и распределил, ее по множеству  пышно украшенных
водоемов.  При нем  же  была  построена гавань  в Остии:  сооружены  молы  и
волноломы, а также построен высокий маяк по образцу Фаросского.
     Поход  он совершил только один, да и тот незначительный. Сенат  даровал
ему  триумфальные  украшения,  но  он   посчитал  их  почестью,  недостойной
императорского  величия,  и  стал  искать  почетного  повода для  настоящего
триумфа. Остановил свой выбор он  на Британии, на которую  после Юлия Цезаря
никто  не посягал.  В  43 г. Клавдий поплыл туда из  Остии,  но из-за бурных
северо-западных ветров два раза едва не  утонул.  Совершив переправу, он  за
несколько   дней   подчинил   себе   часть  острова  без   единого  боя  или
кровопролития, через несколько месяцев после отъезда  возвратился  в Рим и с
великой пышностью отпраздновал триумф.
     Таковы  были  деяния Клавдия,  которые, после  жестокостей  Тибе-рия  и
безумств  Калигулы,  снискали ему заслуженную любовь и привязанность народа.
Впрочем, по большей части, все это направлялось не  им, а волею его  жены  и
вольноотпущенников, и он почти  всегда и во всем вел  себя  так, как им было
угодно  или выгодно. Он до  такой степени был у них в подчинении, что держал
себя не как правитель, а как служитель: ради выгоды, желания, прихоти любого
из  них  он  щедро  раздавал и  должности,  и  военачальства,  и прощения, и
наказания,  обычно даже  сам  ничего не зная и  не ведая о  том. Даже  Аппия
Силана, своего тестя,  даже  двух Юлий,  своих племянниц, дочь Друза  и дочь
Герма-ника, он предал смерти, не доказав обвинения и не выслушав оправдания,
по одним  наветам жены своей Мессалины, а вслед за ними -- Гнея Помпея, мужа
старшей  своей дочери.  Тридцать  пять  сенаторов  и  более трехсот  римских
всадников  были  казнены  им  с  редким  безразличием. При  этом он был  так
рассеян, что многих приговоренных к казни и уже умерщвленных он на следующий
день звал на совет или на игру в кости.
     Глупость  Клавдия  засвидетельствована  многими анекдотами, но  все  же
далеко не очевидна. Еще Август становился в тупик  перед вопросом: в здравом
уме Клавдий или нет, так как явное тупоумие постоянно соседствовало в нем со
столь  же несомненным  здравым  смыслом.  В  дальнейшем  сохранялась  та  же
неопределенность. Многие речи принцепса  в сенате доказывают, что он обладал
и здравостью суждений, и широкой образованностью. Греческим языком он владел
так же  свободно,  как латинским. Не  чужд он был  и  литературным занятиям:
оставив после себя и сочинения  по истории (римскую  историю  в сорока  трех
книгах на латинском языке, продолжавшую труд Ливия, а также историю этрусков
в двадцати книгах и историю карфагенян в восьми книгах на  греческом языке),
и мемуары, и ученое сочинение "В защиту Цицерона". Но вместе с  тем в словах
и поступках он часто обнаруживал такую необдуманность,  что казалось,  он не
знает и не понимает, кто он, с кем, где и когда говорит.
     Женат  Клавдий был несколько  раз, и  все его браки оказались неудачны.
Первой женой его была  Плавтия Ургуланилла. Он развелся с  ней из-за наглого
разврата и подозрения в убийстве. Второй женой стала Элия Петина, которую он
тоже отверг из-за  мелких  ссор. После них  в 39  г.  он женился  на Валерии
Мессалине (Светоний: "Клавдий";  1-10, 12-15,  17, 20, 25, 27,  29, 39--42).
Эта третья его жена своей невероятной развращенностью превзошла  всех  своих
современниц. По свидетельству Аврелия  Виктора, она  совершала прелюбодеяния
повсюду и как бы по  праву, отчего погибли вместе со своими семьями  многие,
отвергавшие ее  из  страха  или по убеждению,  так  как она,  используя свое
женское  искусство,  обвиняла в совершении насилий  тех, над кем сама хотела
его  совершить.  От этого  еще  пуще распаляясь, она принуждала  предаваться
вместе с  ней  распутству  знатных матрон и девиц,  мужей же  их  заставляла
присутствовать при этом. Если кто уклонялся от участия  в ее  оргиях, против
него и его семейства возводились ложные обвинения и их преследовали (Виктор:
"О Цезарях";  4). Все это она  проделывала совершенно  открыто,  на глазах у
всего  города,  и Клавдий  был  единственным, кто  ни о чем не знал. Наконец
Мессалина преисполнилась такой дерзости,  что, не таясь  ни от кого, сыграла
свадьбу со своим любовником Силием. Тогда вольноотпущенники Клавдия, Каллист