и безопастность  короля,  из  которых   первейшее   --   парламент   с   его
полномочиями.  Устроитель  этой монархии, зная властолюбие и наглость знати,
считал, что ее необходимо держать в узде; с другой стороны,  зная  ненависть
народа  к  знати,  основанную  на страхе, желал оградить знать. Однако он не
стал вменять это в обязанность королю, чтобы знать не могла обвинить  его  в
потворстве  народу,  а народ -- в покровительстве знати, и создал третейское
учреждение, которое, не  вмешивая  короля,  обуздывает  сильных  и  поощряет
слабых.  Трудно  вообразить  лучший  и  более  разумный порядок, как и более
верный залог безопасности короля и королевства.  Отсюда  можно  извлечь  еще
одно  полезное  правило,  а  именно:  что дела, неугодные подданным государи
должны возлагать на других, а угодные -- исполнять  сами.  В  заключение  же
повторю,  что  государю надлежит выказывать почтение к знати, но не вызывать
ненависти в народе.
     Многие, пожалуй, скажут, что пример жизни и  смерти  некоторых  римских
императоров  противоречит  высказанному  здесь  мнению.  Я  имею  в виду тех
императоров, которые, прожив достойную жизнь  и  явив  доблесть  духа,  либо
лишились  власти,  либо  были  убиты  вследствии  заговора.  Желая  оспорить
подобные возражения, я разберу качества нескольких императоров и докажу, что
их привели к крушению как раз те причины, на которые я указал выше. Заодно я
хотел  бы  выделить  и  все  то  наиболее  поучительное,  что  содержится  в
жизнеописании императоров -- преемников Марка, сына его Коммода, Пертинакса,
Юлиана,   Севера,   сына   его  Антонина  Каракаллы,  Макрина,  Гелиогабала,
Александра и Максимина.
     Прежде всего надо сказать, что если  обыкновенно  государям  приходится
сдерживать  честолюбие знати и необузданность народа, то римским императорам
приходилось  сдерживать  еще  жестокость  и  алчность  войска.  Многих   эта
тягостная   необходимость   привела   к  гибели,  ибо  трудно  было  угодить
одновременно и народу, и войску. Народ желал  мира  и  спокойствия,  поэтому
предпочитал  кротких  государей,  тогда  как  солдаты предпочитали государей
воинственных, неистовых, жестоких и хищных -- но только при условии, что эти
качества будут проявляться по отношению к народу, так, чтобы самим  получать
двойное жалованье и утолять свою жестокость и алчность.
     Все  это  неизбежно приводило к гибели тех императоров, которым не было
дано -- врожденными свойствами  или  стараниями  --  внушать  к  себе  такое
почтение,  чтобы  удержать  в  повиновении  и народ, и войско. Большая часть
императоров -- в особенности те, кто возвысился до императорской  власти,  а
не получил ее по наследству,-- оказавшись меж двух огней, предпочли угождать
войску,  не  считаясь с народом. Но другого выхода у них и не было, ибо если
государь не может избежать ненависти кого-либо из подданных,  то  он  должен
сначала  попытаться  не  вызвать  всеобщей  ненависти.  Если же это окажется
невозможным, он должен приложить все  старания  к  тому,  чтобы  не  вызвать
ненависти у тех, кто сильнее. Вот почему новые государи, особенно нуждаясь в
поддержке,  охотнее  принимали  сторону  солдат,  нежели народа. Но и в этом
случае терпели неудачу, если не умели внушить к себе надлежащего почтения.
     По указанной  причине  из  трех  императоров  --  Марка,  Пертинакса  и
Александра,   склонных   к   умеренности,   любящих  справедливость,  врагов
жестокости, мягких и милосердных, двоих постигла  печальная  участь.  Только
Марк  жил  и  умер в величайшем почете, ибо унаследовал императорскую власть
iure hereditario [по праву наследства (лат.)] и не нуждался в  признании  ее
ни  народом,  ни  войском.  Сверх  того, он внушил подданным почтение своими
многообразными добродетелями, поэтому сумел удержать в  должных  пределах  и
народ,  и  войско и не был ими ни ненавидим, ни презираем. В отличие от него
Пертинакс  стал  императором  против  воли  солдат,  которые,  привыкнув   к
распущенности  при  Коммоде,  не  могли  вынести честной жизни, к которой он
принуждал их, и возненавидели его, а так как к тому же они презирали его  за
старость, то он и был убит в самом начале своего правления.
     Здесь  уместно  заметить,  что  добрыми  делами  можно  навлечь на себя
ненависть точно также, как и дурными, поэтому государь, как я  уже  говорил,
нередко  вынужден отступать от добра ради того, чтобы сохранить государство,
ибо та часть подданных, чьего расположения ищет государь,-- будь  то  народ,
знать  или войско,-- развращена, то и государю, чтобы ей угодить, приходится
действовать соответственно, и в этом случае добрые дела могут ему повредить.
Но перейдем к Александру: кротость его, как рассказывают ему в похвалу, была
такова, что за четырнадцать лет его правления не был казнен без суда ни один
человек. И все  же  он  возбудил  презрение,  слывя  чересчур  изнеженным  и
послушным матери, и был убит вследствии заговора в войске.
     В  противоположность  этим  троим  Коммод,  Север,  Антонин Каракалла и
Максимин отличались крайней алчностью и жестокостью. Угрожая войску, они как
могли разоряли и  претесняли  народ,  и  всех  их,  за  исключением  Севера,
постигла  печальная  участь.  Север  же  прославился такой доблестью, что не
утратил расположения солдат до конца жизни и счастливо правил,  несмотря  на
то  что  разорял  народ. Доблесть его представлялась необычайной и народу, и
войску: народ она пугала и ошеломляла, а войску внушала благоговение. И  так
как  все  совершенное  им в качестве нового государя замечательно и достойно
внимания, то я хотел бы, не вдаваясь в  частности,  показать,  как  он  умел
уподобляться  то льву, то лисе, каковым, как я уже говорил, должны подражать
государи.
     Узнав  о  нерадивости   императора   Юлиана,   Север   убедил   солдат,
находившихся под его началом в Славонии, что их долг идти в Рим отомстить за
смерть  императора  Пертинакса, убитого преторианцами. Под этим предлогом он
двинул  войско  на  Рим,  никому  не  открывая  своего  намерения   добиться
императорской  власти, и прибыл в Италию прежде, чем туда донесся слух о его
выступлении. Когда он достиг  Рима,  Сенат,  испугавшись,  провозгласил  его
императором  и  приказал  убить Юлиана. Однако на пути Юлиана стояло еще два
препятствия: в Азии Песценний Нигер, глава  азийского  войска,  провозгласил
себя императором, на западе соперником его стал Альбин. Выступить в открытую
против  обоих  было опасно, поэтому Север решил на Нигера напасть открыто, а
Альбина устранить хитростью. Последнему он  написал,  что,  будучи  возведен
Сенатом  в  императорское  достоинство,  желает  разделить  с ним эту честь,
просит  его  принять  титул  Цезаря  и  по  решению  Сената  объявляет   его
соправителем. Тот все это принял за правду. Но после того, как войско Нигера
было  разбито, сам он умерщвлен, а дела на востоке улажены, Север вернулся в
Рим и подал в Сенат жалобу: будто бы Альбин, забыв об оказанных ему  Севером
благодеяниях,  покушался на его жизнь, почему он вынужден выступить из Рима,
чтобы покарать Альбина за неблагодарность. После чего он настиг  Альбина  во
Франции и лишил его власти и жизни.
     Вдумавшись в действия Севера, мы убедимся в том, что он вел себя то как
свирепейший  лев, то как хитрейшая лиса; что он всем внушил страх и почтение
и не возбудил ненависти войска.  Поэтому  мы  не  станем  удивляться,  каким
образом ему, новому государю, удалось так упрочить свое владычество: разоряя