крепости своих  мифических королей. Все они, подобно дворцам Приама, Менелая
и  Одиссея,  так и сверкают  золотом  и драгоценными геммами.  Конхобар, или
Конахар,  легендарный король Ольстера эпохи его золотого века, имел не один,
а целых три таких "дома" в Эмайн Махе. Об одном из таких  "домов", именуемом
"Красная Ветвь",  в  том же  "Сватовстве  Эмера" рассказывается, что  в  нем
имелось девять обширных покоев из  красного  тиса, в  которых были  устроены
бронзовые перегородки. Сами покои располагались вокруг жилого терема короля,
потолок в котором  был серебряным, а бронзовые колонны,  поддерживавшие его,
были  украшены золотом  и  карбункулами.  Далеко не столь  пышные  описания,
приводимые в  трудах  латинских авторов, несомненно, куда более  достоверны,
чем  панегирические  восторги  саг.  В них сообщается,  что  бритты,  хорошо
знакомые римлянам, жили в деревнях, хижины в которых, напоминающие  пчелиный
улей, были  крыты папоротником или  камышом.  При  приближении врага  жители
спешили укрыться в местном дуне [1].  Такие  дуны, по свидетельству  Цезаря,
отнюдь не являвшиеся шедеврами архитектуры, представляли собой  округлое или
овальное пространство, обнесенное палисадами из прутьев и земляными насыпями
и  расположенное   либо   на  вершине  холма,   либо  на  островке   посреди
непроходимого болота. Остатки таких земляных укреплений сохранились до наших
дней   во  многих  графствах  Англии.  Наибольшей  известностью   среди  них
пользуются "замки" в  Эймсбери, Эйвбери и Олд Сарум в Уилтшире, холм  святой
Екатерины возле Винчестера и холм святого Георгия в графстве Суррей, и более
чем вероятно, что, несмотря  на восторженные описания кельтских панегиристов
позднейших  времен, легендарные  "дворцы"  в  Эмайн Махе  и  Таре  мало  чем
отличались от таких укреплений.

     [1] Дун - примитивное земляное укрепление  древних кельтов, нечто вроде
маленькой крепости (Прим. перев.)

     Нравы  и обычаи кельтов,  как и жителей гомеровской  Греции, отличались
первобытной простотой. Все земли (хотя теоретически их  верховным владельцем
считался вождь  клана) обрабатывались сообща. Право  общинной собственности,
по  утверждению Цезаря, рапространялось и на всех  жен клана, однако никаких
доказательств  этого нет. Напротив, в  преданиях обеих ветвей кельтской расы
есть немало  свидетельств того, что  женщины  в глазах мужчин занимали  даже
более  высокое  положение и пользовались куда большей личной  свободой,  чем
женщины  гомеровской  Греции.  Это  заблуждение могло возникнуть  вследствие
ошибочного  истолкования  некоторых  кельтских   обычаев.  Родство  и  право
наследования  определялись  не  по  отцовской,  а по материнской линии,  что
совершенно  не характерно для арийских народов, и некоторые ученые полагали,
что такой принцип был  заимствован у какой-то  другой  расы. Наследование по
отцовской линии еще более ослаблялось обычаем отправлять детей на воспитание
подальше от семейства, в котором они появились на свет, вследствие  чего они
получали  приемных  родителей, к которым нередко привязывались куда сильнее,
чем к настоящим родителям.
     Не  менее примитивным  был и  политический статус  кельтского общества,
находивший  отражение в семейной  жизни. Какого-то централизованного суда  у
кельтов не существовало.  Споры обычно  улаживались внутри семей, в  которых
они  возникли, а  в случае  более серьезных преступлений потерпевшая сторона
имела право убить обидчика или нанести ему такие же телесные увечья. По мере
роста  и  расширения  семей  они  превращались  в  обширные  кланы,  нередко
враждовавшие  друг с другом. Побежденный  клан был обязан признать верховную
власть вождя победителей, и  несколько таких  побед над соседями делали  его
правителем  целого округа. Но даже  в тех случаях, когда решения вождя имели
силу закона, он сам был всего лишь выразителем общественного мнения.

Глава 4.
     РЕЛИГИОЗНЫЕ ВЕРОВАНИЯ
     ДРЕВНИХ БРИТТОВ И ДРУИДИЗМ

     Древнейшие кельтские обитатели Британии - гэлы и бритты, - как уже было
сказано, относились к  одной из ветвей арийской расы. Точнее говоря, сам это
термин относится не столько к  самой расе, сколько к обширной группе языков,
восходящих,  как это доказали исследователи,  к единому общему  источнику  -
гипотетическому праязыку, именуемому арийским, или, точнее, индоевропейским.
Этот древнейший язык, по всей видимости, был распространен  на большей части
обширной равнины,  простирающейся от  Центральной  Европы до великих  горных
хребтов  Центральной  Азии,  вытесняя языки  других  народов или,  наоборот,
активно  смешиваясь  с  ними, и  на различных  ветвях  этого  языка  некогда
говорили  жители почти  всей  Европы и  большей  части  Азии.  Такие, весьма
существенно отличающиеся  друг  от  друга, языки, как  латинский, греческий,
славянские,  германские   и   кельтские,   ведут   свое   происхождение   от
индоевропейского;  это  же  относится  и  к  персидскому и  другим азиатским
диалектам,  восходящим к Древнему языку  зенд и  бесчисленным языкам народов
Индии, развившимся на основе санскрита.
     Не так давно бытовало мнение, что общий праязык является свидетельством
биологического  родства  по  крови,  то есть происхождения от общих предков.
Энтузиасты  такого  единства  говорили о генетическом  родстве всех основных
народов Европы, забытыми троюродными  кузенами которых являются также индусы
и персы.  Однако  со временем было  установлено, что,  несмотря  на  родство
языков,  претерпевших весьма  существенные изменения, в  жилах  их носителей
практически исчезла кровь арийских  предков,  растворившись в море генофонда
других народов и рас, покоренных арийцами или просто мирно живших бок о  бок
с  ними. Таким образом,  можно констатировать, что сегодня  в Европе  нет ни
одного народа (если не  считать  отдельных  народностей,  живущих замкнуто и
изолированно),  который  не представлял  бы  собой  сложное и  многообразное
смешение самых разных элементов. Арийцы и неарийцы давным-давно перемешались
друг с другом, в результате чего возникли новые народы и нации.
     Подобно тому, как  праарийский язык повлиял на новейшие языки, а обычаи
арийцев - на формирование новых цивилизаций, мы можем говорить  о том, что в
религиозных  верованиях  народов,  говорящих  на   индоевропейских   языках,
содержатся  сходные  идеи   и  постулаты,   восходящие  к  общему  источнику
мифологических концепций.  Поэтому,  когда  мы  изучаем  мифологию  индусов,
греков, германцев или кельтов, мы убеждаемся, что  в  основе ее лежит одна и
та  же  мифологическая канва.  В каждой из этих мифологий мы  встречаем силы
природы, олицетворенные  и воплощенные в сходных  антропоморфных  образах  и
персонажах,  за  немногими  исключениями отличающихся друг от  друга  только
именами. Кельтские  (это  в равной  мере  относится и  к гэлам, и к бриттам)
барды, как и брахманы индийских вед, и древнегреческие  и латинские поэты, и
норвежские скальды, полагали, что небесами, солнцем, луной, землей, морями и
подземным царством тьмы, а также  горами,  реками, ручьями  и  лесами правят