исследования и  имели огромнейшую ценность  для последующих  ученых, заложив
основу теории атомных. и молекулярных спектров.
     Открытие   явления  резонансного   излучения   требовало   невероятного
экспериментального  искусства  и  решительности.   Ничто  меньшее,  чем  его
импровизированный  сорокафутовый   спектрограф,   не   смогло  бы   раскрыть
замечательные  резонансные  спектры  молекул. Даже  в  настоящее время можно
только восхищаться прекрасными  и изобретательными экспериментами  в области
независимого возбуждения желтых линий натрия.
     В  дополнение  к исследованиям резонансного  излучения  металлических и
других паров Вуд исследует влияние на него магнитного поля и  его дисперсию.
Его работа по магнитооптике паров  натрия --  и в атомном, и  в молекулярном
состоянии -- является классической.
     Более новыми,  но  относящимися  к  той  же  области,  являются  весьма
интересные открытия Вуда и Эллетта по магнитооптике резонансного излучения.
     Техническое  мастерство  Вуда  получило всемирную  известность. Он ввел
много оригинальных и удивительных приспособлений в  экспериментальный метод.
Они  слишком многочисленны,  чтобы перечислять их  здесь, но  я бы  особенно
выделил  его  метод  получения  атомного  водорода  и  открытое  им  явление
моментального нагрева веществ  в  его  атмосфере, что  привело к изобретению
Лэнгмюром  атомноводородной   сварки  металлов;  его  эффективный  и  широко
применяемый  теперь  метод  наблюдения спектров  Рамана;  его  дифракционные
решетки "эшелетт", которые проявили свои поразительные качества при изучении
ближних  и  дальних инфракрасных лучей, и  впервые примененные  им методы  и
фильтры для ультрафиолетовой и инфракрасной фотографии".
     Если же вы сами спросите  Вуда, за что  он получил медаль, скорее всего
он скажет  вам:  за то, что он ввел  запрещенное до него курение в священных
залах  Королевского Общества.  Однажды,  много  лет назад,  в величественной
приемной комнате всем разносили  чай и кексы, и Вуд,  заговорившись с  сэром
Вильямом Круксом,  зажег свою трубку.  Как по волшебству, мгновенно появился
лакей в коротких  штанах и вышитой  ливрее и прошептал, со смесью почтения и
ужаса:
     "Прошу извинить, сэр, но курить не разрешается"
     Вуд  говорит,  что  он  был  так  поглощен  разговором  с  Круксом, что
продолжал курить. Крукс  уставился  на  него,  торопливо  достал  папиросы и
закурил. Еще  через  минуту их примеру последовали другие --  и с тех  пор в
Королевском Обществе курят.
     Если бы этот эпизод  был в биографии Вуда единственным, он имел бы мало
значения,  но  о нем  рассказывают  еще  много  анекдотов,  связанных с  его
трубкой, а  там, где есть  дым, не  обходится и без огня. Один из сильнейших
лейтмотивов, проходящих через всю жизнь этого человека, --  его странное, не
всегда объяснимое тяготение к огню. Это подходит к его научно-прометеевскому
духу и его проделкам, напоминающим и Гека Финна, и Мефистофеля. На основании
таких фактов, как  непослушание мадам Кюри-- не курить на конференции Сольвэ
в Брюсселе или подобного же случая в Королевском автоклубе в Лондоне и  т.д.
и т.п., мы имеем право предполагать, что, когда он зажигает свою трубку там,
где это нельзя  делать, маленький  мальчик,  который любит играть с огнем  и
пугать  свою  тетю  Салли,  все еще прячется за спиной рассеянного  великого
ученого и ухмыляется.
     Когда  его  пригласили  прочесть  лекцию в  Филадельфийском Форуме,  он
выбрал своей темой "Пламя", и превратил почтенную трибуну Академии во что-то
среднее между блитцкригом и Везувием. Он показывал целые "полотна"  пламени,
ацетиленовые горелки, дождь  раскаленных добела  капель расплавленной стали,
огромные трубы голубого огня, которые свистели и выли, а потом взрывались. В
одной  из лож  сидел Леопольд Стоковский [Известный дирижер. Ред.]. Он часто
выступал с этой же сцены, но это побивало даже пожар Москвы в увертюре "1812
год"...
     Когда  занавес  опустили, Вуд  утер пот со  лба, вытащил  свою трубку и
собирался зажечь спичку, и вдруг пожарный,  стоявший у сцены, закричал: "Эй,
нельзя этого делать!"
     Во время моего первого посещения большой лаборатории  у Джона Гопкинса,
этот шутник с огнем отвернулся от меня на  пару минут, нагнулся над какой-то
ванной и затем вежливо предложил мне горсть огня [Хлопок, намоченный в смеси
двух частей четыреххлористого  углерода и одной -- двусернистого углерода.].
Этот огонь горел вроде спирта, но был немногим горячее огурца. Мне почему-то
кажется, что если бы я не взял его, я не писал бы биографию Вуда.
     Я  начал  разъяснять серьезную связь между  доктором Робертом Вильямсом
Вудом, Королевским Обществом и золотой медалью Румфорда, но съехал в сторону
и пишу о "Вуде в огне" -- но это все равно относится к тому же.
     Летом  1939  года Буду  исполнилось  семьдесят  лет,  и может  быть  вы
думаете,  что  здесь-то  он присядет  и решит немножко  отдохнуть  или  даже
приляжет и поспит часок-другой. Вместо этого  Вуды опять поехали на западное
побережье,  чтобы экспериментировать с новым типом дифракционной решетки для
обсерватории Лоуэлля в Флэгстафе и обсерватории Маунт Вильсон в Пасадене.
     Из Пасадены  Гертруда  поехала  в Голливуд, где живет ее сестра,  а Вуд
отправился  в обсерваторию. для испытания  новых решеток,  изготовленных им.
Одна из  них, помещенная над  трехдюймовой камерой  Шмидта с фокусом  в пять
дюймов, дала  за пять  секунд полностью  экспонированный  спектр  Арктура. С
выдержкой  в десять минут  он получил замечательный снимок спектра кольцевой
туманности  в созвездии Лиры, что "что-нибудь да  значит"  для  пятидюймовой
камеры.  Эти эксперименты поставили рекорд краткости экспозиции  при  съемке
звездных спектров со спектрографов без щели. Фотографическая пластинка имела
размер всего в половину квадратного  дюйма, но линии были столь  резкие, что
при тридцатикратном увеличении они получались тоньше трети миллиметра.
     Это было прелюдией к спектроскопической победе, к которой он стремился,
-- сделать  настолько большую  решетку, чтобы  покрыть  восемнадцатидюймовую
камеру Шмидта  с  фокусом в тридцать шесть дюймов, инструмент, с которым  Ф.
Цвики  открывал  super  novae  такими  темпами,  что у астрономов  кружились
головы.
     Летом 1941 года Вуд бросал бумеранги в своего биографа в Ист Хэмптоне и
опять  отправился  в  Калифорнию  -- с  решетками  для  восемнадцатидюймовой
камеры.



        ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

     Вуд -- метатель бумеранга, владелец  автографа молнии  и  исследователь
психологии детей
     Этот  тройной   рассказ   об   исполненном  любопытства   прометеевском
духе-мучителе  начинается  с  молний  и  бумерангов,  возвращается  к  своей