честолюбивых профессоров, будучи еще совсем молодыми, стараются получить эту
степень  еще  прежде,  чем  осмеливаются  стать  преподавателями  в  хорошем
колледже. Вуд не  пенял на Гарвард за то,  что там  его  "прозевали". Это не
было ошибкой Гарварда.  Просто сам он  не  пожелал пройти всю  рутину  этого
дела. За это время он получил в своей собственной и других странах почти все
существующие ученые звания и степени, золотые, серебряные и бронзовые медали
и все  почести, которые  могут быть оказаны ученому [В  дополнение  к  своим
медалям  и наградам, Вуд имеет степень доктора прав от университета  Кларка,
Бирмингамского  университета в Англии и Эдинбургского университета;  доктора
философии  --  от  Берлинского  университета;  является  иностранным  членом
Королевского  Общества  в Лондоне,  почетным  членом Лондонского Оптического
Общества, членом-корреспондентом  Академии  Наук в  Геттингене,  иностранным
членом Accademia dei Lincei в Риме, Академии  Наук СССР, членом Американской
Национальной Академии Наук, Академии Искусств и Наук, Философского Общества,
почетным  членом  Королевского   Института   в  Лондоне,   почетным   членом
Лондонского  Физического  Общества,  иностранным членом Королевской Шведской
Академии  в  Стокгольме;  иностранным  членом  Индийской  Ассоциации Наук  в
Калькутте.].
     Теперь,  когда  Берлин  с запозданием  надел сверх  его шапочки доктора
права новую -- made in Germany -- доктора философии, наш герой, конечно, был
им благодарен, но не принимал всего этого чересчур торжественно. На лекции и
последовавшем банкете, данном в его честь, когда Вуды летом посетили Берлин,
он  не мог  удержаться,  чтобы не  позабавиться  с  "магическим, разделяющим
человечество"  порошком, с  которым  он  уже  показывал фокусы  в Америке  и
Англии, где они с мистрис Вуд останавливались за неделю до этого.
     Вот записки Вуда о том, что произошло, когда они приехали в Германию.
     "Я прочел лекцию с диапозитивами о  некоторых результатах, полученных с
новыми  типами  спектров,  открытыми мной,  и на этом серьезная часть визита
окончилась.  В конце  банкета,  на  котором  собрались профессоры со  своими
женами,  фон  Лауэ,  открывший  дифракцию  лучей  Рентгена,  произнес  очень
занятную речь.  Он  сказал, что почетный доктор философии (honoris causa) --
чрезвычайно редкая  почесть в Берлинском  университете.  Чтобы  получить эту
степень  нужно было единогласное  мнение всего факультета,  и,  насколько он
знал,  до  меня  ее  не получил ни  один физик.  Так как некоторые из членов
факультета никогда не слыхали о будущем  докторе, по рукам была пущена книга
"Как
отличать птиц от цветов" --  и после этого все, как  один, проголосовали
"за".
     Я ответил ему на плохом немецком, пытаясь рассказать историю о японском
профессоре, который  "очень сильно желал купить очень много экземпляров этой
очень смешной книжки, чтобы послать их своим очень многочисленным друзьям  в
Японии", и мне удалось кончить ее и сесть под взрыв хохота. Гертруда решила,
что   я  недостаточно  проявил  свою   благодарность,   и  сама   произнесла
замечательную  речь,   выражая  нашу   признательность  и  удовольствие   от
возобновления старых знакомств --  на гораздо лучшем немецком, чем  я  сумел
выжать из себя.
     Во  время моей короткой лекции я упомянул, что привез  с собой  образец
новооткрытого  вещества  (производной  сульфомочевины),  которое  совершенно
безвкусно для 40 процентов человечества,  а для остальной  части его горько,
как хинин,  и что я могу предложить  каждому  попробовать этот  эксперимент.
Позднее, когда я достал маленькую коробочку, полную белого порошка, похожего
на  муку,  меня  окружила  толпа немецких  Herren  Professoren и их  Frauen,
протягивавших  мокрые  пальцы  и  кричавших:   Bitte,  bitte!   (Пожалуйста,
пожалуйста!)
     Затем последовал общий спор и столпотворение.
     "Нет -- у него нет никакого вкуса!"
     "Наоборот. Это у вас нет вкуса!"
     "Он страшно горький!"
     Они чуть не передрались из-за этого".
     В   1935  году   Вуда  выбрали  президентом  Американского  Физического
Общества, и он  опять  отправился на тихоокеанское  побережье,  на ежегодную
сессию  в  Пасадену.  Темой  своего  президентского  выступления  он  выбрал
взрывчатые  вещества и оживил лекцию рассказами о случаях, когда он разрешал
загадки для полиции.
     После обеда он спускался в  лифте. Один  из участников сессии подошел к
нему  и  сказал:  "Доктор  Вуд,  вы  извините меня,  если  я задам  довольно
бестактный  вопрос?  Мне  кажется, вы  в  хорошем  настроении, и  мне  можно
рискнуть".
     "Валяйте", -- сказал Вуд.
     "Вы состоите в союзе "Христианских  ученых?"  [Американское религиозное
общество. Ред.]
     "Нет. Кто это вам рассказал?"
     Тот  мог ответить только, что он где-то слышал это. Только позже, когда
Вуд  рассказал  об  этом  жене, она  вспомнила,  что  Маргарет,  будучи  еще
маленькой  девочкой, решила однажды поддержать честь  семьи.  Она призналась
матери, что соседская девочка сказала ей:
     "Мы -- в епископальной церкви. А кто вы?"
     "А что ты ответила?" -- спросила Гертруда.
     "Я сказала, что мы "Христианские ученые". Я знала, что  папа -- ученый,
и что мы все -- христиане".
     Летом 1936 года Вуды отправились в Мексику, которая показалась им самой
интересной страной  после  Египта.  Здесь  опять  проявился  археологический
энтузиазм Вуда. Он особенно заинтересовался обсидиановьми бритвами,  которые
делали ацтеки во времена Монтезумы,  и спрашивал местных археологов, как  их
изготовляют, но они не знали. Обсидиан -- это черное вулканическое стекло, и
бритвы  имели  вид узких лезвий,  очень острых  с обеих сторон, толщиной  не
более 1/16  дюйма и длиной  от 5 до 6  дюймов. Он не успокоился до  тех пор,
пока, роясь в куче вырытого материала у большой  пирамиды в Чолула,  которая
настолько велика, что на ее вершине стоит порядочная современная церковь, не
подобрал  пятисторонний обсидиановый  "колышек". Он вспомнил  один  из своих
старинных опытов, и это дало ему ключ. Бритва могла быть сделана одним косым
ударом молота  по краю пятиугольной головки  "колышка", другими словами, эти
бритвы  были  длинными, острыми  по  краям "щепками". Рассмотрев  пять углов
вершины, он обнаружил, что каждый из них имел "разбитую"  точку -- там, куда
попал удар молота. Он часто делал тонкие, как бумага, зеркала в лаборатории,
один  из  краев которых  был  острым, как  бритва, посеребрив  кусок плоской
пластинки стекла, поставив ее на ребро  и ударяя  резко молотком. Полученные
тонкие "листочки" имели  площадь до половины квадратного  дюйма и были очень
легкими. Он употреблял их, как зеркальца  фотометров  или гальванометров. Он