лет обнаруживал незаурядное усердие и не раз даже издавал свои опыты в той
или иной области; но и этим не мог он ни добиться уважения, ни внушить
надежды на лучшее свое будущее.
     (2) Мать его Антония говорила, что он урод среди людей, что природа
начала его и не кончила, и, желая укорить кого-нибудь в тупоумии, говорила:
"глупей моего Клавдия". Бабка его Августа13 всегда относилась к нему с
глубочайшим презрением, говорила с ним очень редко, и даже замечания ему
делала или в записках, коротких и резких, или через рабов. Сестра его
Ливилла, услыхав, что ему суждено быть императором, громко и при всех
проклинала эту несчастную и недостойную участь римского народа, А что
хорошего и что плохого находил в нем Август, его внучатый дядя14, о том я
для ясности приведу отрывки из его собственных писем15.
     4. "По твоей просьбе, дорогая Ливия, я беседовал с Тиберием о том, что
нам делать с твоим внуком Тиберием на Марсовых играх16. И оба мы
согласились, что надо раз навсегда установить, какого отношения к нему
держаться. Если он человек, так сказать, полноценный и у него все на месте,
то почему бы ему не пройти ступень за ступенью тот же путь, какой прошел
его брат? (2) Если же мы чувствуем, что он поврежден и телом и душой, то и
не следует давать повод для насмешек над ним и над нами тем людям, которые
привыкли хихикать и потешаться над вещами такого рода. Нам придется вечно
ломать себе голову, если мы будем думать о каждом шаге отдельно и не решим
заранее, допускать его к должности или нет. (3) В данном же случае -
отвечаю на твой вопрос - я не возражаю, чтобы на Марсовых играх он
устраивал угощение для жрецов17, если только он согласится слушаться
Сильванова сына, своего родственника18, чтобы ничем не привлечь внимания и
насмешек. Но смотреть на скачки в цирке со священного ложа19 ему незачем -
сидя впереди всех, он будет только обращать на себя внимание. Незачем ему и
идти на Альбанскую гору, и вообще оставаться в Риме на Латинские игры: коли
он может сопровождать брата на гору, то почему бы ему не быть и префектом
Рима20? (4) Вот тебе мое мнение, дорогая Ливия: нам надо обо всем этом
принять решение раз и навсегда, чтобы вечно не трястись между надеждой и
страхом. Если хочешь, можешь эту часть письма дать прочесть нашей Антонии".
     И в другом письме: (5) "Юного Тиберия, пока тебя нет, я буду каждый
день звать к обеду, чтобы он не обедал один со своими Сульпицием и
Афинодором. Хотелось бы, чтобы он осмотрительней и не столь рассеянно
выбирал себе образец для подражания и в повадках, и в платье, и в походке.
Бедняжке не везет: ведь в предметах важных, когда ум его тверд, он
достаточно обнаруживает благородство души своей ".
     И в третьем письме: (6) "Хоть убей, я сам изумлен, дорогая Ливия, что
декламация твоего внука Тиберия мне понравилась. Понять не могу, как он
мог, декламируя, говорить все, что нужно, и так связно, когда обычно
говорит столь бессвязно"21.
     (7) После всего этого в решении Августа не приходится сомневаться: он
отстранил его от всех должностей, кроме лишь авгурства, и даже наследником
его оставил только в третью очередь22, среди людей совсем посторонних, и
только в шестой части, а в подарок отказал лишь восемьсот тысяч сестерциев.
5. А Тиберий, его дядя, в ответ на его просьбы о должности, предоставил ему
только знаки консульского достоинства23; когда же тот упорствовал, требуя
настоящей должности, Тиберий коротко написал, что уже послал ему сорок
золотых на Сатурналии и Сигилларии24. Тогда лишь он оставил всякую надежду
на возвышение и удалился от всяких дел, укрываясь то в садах и загородном
доме, то на кампанской вилле; и так он жил в обществе самых низких людей,
усугубляя позор своего тупоумия дурной славой игрока и пьяницы.
     Однако, несмотря на это, ни люди не отказывали ему в знаках внимания,
ни государство в уважении. 6. Всадническое сословие дважды выбирало его
главою посольства к консулам - один раз, прося дозволения на своих плечах
перенести тело Августа в Рим, другой раз - принося поздравления после
низвержения Сеяна; а когда он входил в театр, они всегда вставали и
обнажали головы. (2) А сенат со своей стороны причислил его сверх счета к
избранным по жребию жрецам Августа25, а потом постановил отстроить на
государственный счет его дом, сгоревший во время пожара, и дать ему право
голосовать в числе консуляров26. Впрочем, Тиберий отменил последнее
постановление, сославшись на слабосилье Клавдия и обещав возместить ему
убыток из собственных средств. Однако, умирая, он назначил его наследником
в третью очередь и в третьей части, отказал ему в подарок два миллиона
сестерциев и вдобавок особо указал на него войскам, сенату и народу
римскому27, перечисляя в завещании своих родственников.
     7. Только в правление Гая, его племянника, когда тот по приходе к
власти всяческими заискиваниями старался приобрести добрую славу, был он
допущен к высоким должностям и два месяца разделял с ним консульство; и
случилось так, что когда он впервые вступал на форум с консульскими
фасками, то на правое плечо ему опустился пролетавший мимо орел. Назначено
ему было и второе консульство, по жребию28, через три года. Несколько раз
он заменял Гая, распоряжаясь на зрелищах, и народ приветствовал его
криками: "Да здравствует дядя императора" и "Да здравствует брат Германика!"
     8. Но и это не избавляло его от оскорблений. Так, если он опаздывал на
обед к назначенному часу, то он находил себе место не сразу, да и то разве
обойдя всю палату. А когда, наевшись, начинал дремать - это с ним бывало
частенько, - то шуты бросали в него косточками фиников или маслин, а иной
раз, словно в шутку, будили хлыстом или прутьями29; любили они также, пока
он храпел, надевать ему на руки сандалии, чтобы он, внезапно разбуженный,
тер себе ими лицо.
     9. Не миновал он и настоящих опасностей. Прежде всего, в самое свое
консульство он едва не лишился должности за то, что недостаточно быстро
распорядился приготовить и поставить статуи Нерона и Друза, братьев Цезаря.
Потом его не оставляли в покое разные доносы, не только от людей
посторонних, но даже от собственных слуг. А когда после раскрытия заговора
Германика он с другими посланцами поехал в Германию поздравить императора,
то едва не погиб: Гай был в диком негодовании и ярости, оттого что к нему
нарочно прислали его дядю, словно к мальчишке для надзора, и некоторые даже
сообщают, будто его, как он был, в дорожной одежде, бросили в реку. (2) И с
тех пор в сенате он всегда подавал голос последним из консуляров, так как в
знак бесчестия его спрашивали позже всех. Даже одно завещание, на котором
стояла и его подпись, было принято к обжалованию как подложное. Наконец,
его заставили заплатить восемь миллионов сестерциев за новый жреческий
сан30, и это так подорвало его средства, что он не мог вернуть свой долг
государственной казне, и по указу префектов казначейства его имущество было
предложено к продаже с торгов безоговорочно, согласно закону о налогах.
     10. В таких и подобных обстоятельствах прожил он большую часть жизни,
как вдруг поистине удивительным случаем достиг императорской власти. Когда,