обещанного раньше Кутузовым нападения на французский авангард, и с этой
точки зрения Беннигсен был прав, заявляя, что выбранная Кутузовым позиция
невыгодна. А Кутузов, вовсе не думая на самом деле о нападении, со своей
точки зрения, с точки зрения спокойного выжидания, тоже был прав. "Разговор
продолжался долго, - вспоминает очевидец Голицын, - сперва рассуждали
хладнокровно, потом Кутузов, разгорячившись и не имея что возразить на
представление Беннигсена, сказал ему: "Ваша позиция под Фридландом была для
вас хороша, ну, а что касается меня, я довольствуюсь вот этой позицией, и
мы тут останемся, потому что командир тут я, и я за все отвечаю". Жестокое
напоминание, как страшно Наполеон разгромил Беннигсена в 1807 г. под
Фридландом, было принято Беннигсеном как убийственное оскорбление.

В своей небольшой статье о Беннигсене, писанной в 1858 г. для американского
энциклопедического словаря, Маркс посвящает поведению этого генерала в 1812
г. три строки, очень хорошо характеризующие его: "Во время кампании 1812 г.
он развернул свою деятельность по преимуществу в главной квартире
императора Александра, где интриговал против Барклая-де-Толли с целью
занять его место"[10]. К этому можно было бы лишь прибавить еще одну
строку: а с сентября 1812 г. интриговал в главной квартире Кутузова с целью
занять место Кутузова.



                                     3

Но не в Ростопчине и не в Платове, и не в Буксгевдене, и даже не в
Беннигсене были главные затруднения для Кутузова; они, конечно, не могли
надеяться, что им самостоятельно удастся заставить царя сместить Кутузова,
которому, несмотря ни на что, продолжали верить в стране и в армии.

Наиболее влиятельный враг Кутузова, к которому и царь прислушивался с очень
большим вниманием, сидел тоже в его штабе. Это был уже помянутый не раз
английский комиссар при русской армии генерал сэр Роберт Вильсон. Для
Вильсона, для стоящего за Вильсоном английского посла в Петербурге лорда
Каткэрта, для стоящего за Каткэртом британского кабинета разногласия между
Беннигсеном и Кутузовым вовсе не были только "генеральской ссорой", и они
раньше всех уразумели, что кутузовская стратегия противоречит интересам
великобританской политики. Прежде всего следует заметить, что Вильсон,
тайно следивший за Кутузовым и доносивший на него царю, пользовался тем
большим доверием Александра, что царь не терпел фельдмаршала и по существу
был вполне солидарен с этим английским соглядатаем.

Да и трудно было бы Александру очень ссориться с Вильсоном. "Привезенные в
город Кронштадт 50 тысяч английских ружей прикажите принять немедленно в
артиллерийское ведомство", - пишет царь Горчакову 3 октября 1812 г. А ведь
из Англии шли не только ружья, но и золотые стерлинги, как всегда в таких
случаях, когда англичанам нужно было при помощи чужих армии одолеть
грозного врага. Роберт Вильсон знал, что можно многое себе позволить, и
широко этим пользовался.

Устроившись в главной квартире, Роберт Вильсон немедленно начал деятельно
вмешиваться в кипевшие вокруг Кутузова интриги. "Вашему величеству,
конечно, известно, что с летами и здоровьем князя Кутузова нельзя ожидать
деятельного начальства и что генерал Беннигсен ищет главного начальства", -
пишет он царю 27 сентября 1812 г. С Александром он усвоил себе какой-то
особый тон. "Генерал Платов на одних квартирах со мной. Я надеялся, что ему
дан будет отряд из 4 тысяч казаков и четыре эскадрона гусар с шестью
легкими пушками и, может быть, несколько егерей". Вильсон недоволен
положением Платова: "Но я нахожу его после 42-летней и отличной службы...
ныне без всякой команды... Он сильно чувствует свое уничижение, и я должен
признаться, что я разделяю с ним его и очень надеюсь, что будет дано
повеление о поручении ему, по крайней мере, тех казаков, кои следуют на
подкрепление здешней армии, с присовокуплением Атаманского полка", - в
таком вот тоне Вильсон и дает Александру свои точные распоряжения по
русской армии.

Вообще он держал себя хозяином и разговаривал с Кутузовым таким тоном, как
если бы тот был не главнокомандующим действующей армии Российской империи,
а каким-то выжившим из ума стариком, с которым следует говорить построже,
чтобы он не дурил. Его наглость поддерживалась сознанием, что царь
ненавидит Кутузова.

Останется ли в силе континентальная блокада, порождающая в Англии нищету и
безработицу, - это было гнетущей, близкой заботой для англичан.

Аристократические английские друзья Семена Романовича Воронцова не скрывали
от него, что рабочие раздражены и неспокойны. "Бирмингэмские рабочие горько
жалуются, что у них нет работы"[11], - читаем мы в одном из таких писем,
писанных в сентябре 1812 г. Это одна неприятность у английских друзей
Воронцова, а другая, ими выражаемая, это - тревога, не удастся ли коварному
корсиканцу помириться как-нибудь с Александром. И одно очень связано с
другим.

 Теперь, после всего сказанного о борьбе против Кутузова окружающих его
людей, после всего упомянутого о Роберте Вильсоне читателю будет вполне
понятна история поездки Лористона в русский лагерь.



                                     4

Когда генерал Лористон появился наконец уже собственной персоной вечером 5
октября на русских аванпостах, это возбудило страшное волнение в
кутузовском штабе. Прежде всех и больше всех взволновался еще утром этого
дня английский комиссар Роберт Вильсон. С той полнейшей бесцеремонностью,
которая была ему свойственна, он заявил Кутузову решительный протест против
приема Лористона, о чем не преминул довести до сведения Александра. Сделал
он это в такой форме, которая обличает уверенность, что ему всякая дерзость
сойдет с рук: "Имею честь донести вашему величеству, что фельдмаршал
Кутузов сообщил мне сегодня поутру о намерении своем иметь свидание с