[7] Ленингр. отд. Центр. арх., Арх. культуры и быта, департамент
министерства юстиции, 1812 г. Рапорт прокурора от 13 декабря 1812 г.

[8] Там же, донесение пензенского губернского уголовных дел стряпчего
губернскому прокурору, 11 января 1813 г.

[9] Ростопчин-Александру I, 17 декабря 1806 г. Москва.

[10] Двенадцатый год в записках В. И. Бакуниной.- Русская старина, 1885, №
9, стр. 397.

[11] Архив Ин-та истории АН СССР, бумаги Воронцова, VII, стр. 234 (без
подписи).

[12] Харкевич В. 1812 год в дневниках..., т. II, стр. 82-83 (Записки
Бенкендорфа).

[13] Отечественная война в письмах современников, № 331. 16 января 1813 г.
Бромберг.

[14] Журналы комитета министров. Царствование Александра I, т. II, стр.
553.

[15] Бумаги, относящиеся к Отечественной войне 1812 г., собр. и изд. П. И.
Щукиным, т. III, стр. 72.

[16] Опись документов и дел, хранящихся в сенатском архиве.- Отечественная
война, № 727, стр. 210-211.

[17] Двенадцатый год в записках В. И. Бакуниной.-Русская старина. 1885, №
9, стр. 409.

[18] ГПБ, рукописн. отд., арх. Н. К. Шильдера, К-7, № 8. Секретно.
Нижний-Новгород, 19 октября, № 236, Рунич-Козодавлеву.

[19] ГПБ, рукописн. отд., арх. Н. К. Шильдера, К-7, № 8. Секретно. Москва,
29 сентября 1813 г. Рунич-Козодавлеву. В собственные руки.

[20] Сб. РИО, т. 139. Акты, документы, и материалы для истории 1812 года,
стр. XXXV-XXXVII.


                                 Глава VIII

                    ТАРУТИНО И УХОД НАПОЛЕОНА ИЗ МОСКВЫ



                                     1

Cейчас же после пожара Москвы у Наполеона на первый план выступают две
задачи: первая и самая важная - непременно добиться здесь же, в Москве,
мира; вторая - предохранить от окончательного разграбления солдатами то,
что еще из съестных припасов и одежды могло уцелеть в Москве от пожара и
вместе с тем (одно с другим было неразрывно связано) спасти расшатанную
дисциплину в своей пестрой по составу армии. Обе задачи оказались
совершенно невыполнимыми.

Пожар уже утихал в некоторых частях города (в центре), но еще свирепствовал
на окраине, когда Наполеон переехал из Петровского замка обратно в Кремль.
Тут ему в самый день возвращения в Кремль сообщили, что генерал-майор
Тутолмин, начальник Воспитательного дома, просит поставить стражу возле
этого учреждения для охраны оставшихся в Москве питомцев. К полной
неожиданности, Наполеон не только удовлетворил ходатайство Тутолмина, но и
велел 18 сентября пригласить его в Кремль.

Наполеон так начал разговор с Тутолминым 18 сентября:

"Я бы желал поступить с вашим городом так, как я поступал с Веной и
Берлином, которые и поныне не разрушены; но россияне, оставивши сей город
почти пустым, сделали беспримерное дело. Они сами хотели предать пламени
свою столицу и, чтобы причинить мне временное зло, разрушили созидание
многих веков... Я никогда подобным образом не воевал. Воины мои умеют
сражаться, но не жгут. От самого Смоленска я более ничего не находил, как
пепел" [1].

В разговоре Наполеон был очень милостив. Говорил о преступности Ростопчина,
которому всецело приписывал поджоги. Выяснилось, что генерал-губернатор
велел увезти все пожарные трубы, и в этом Наполеон усматривал одну из
главных улик. Были и другие: действительные или мнимые показания людей,
судившихся в качестве поджигателей. Тутолмин на вопрос императора, не
желает ли он еще о чем-нибудь просить, попросил позволения написать рапорт
Марии Федоровне, высшей начальнице всех воспитательных домов в России.
Наполеон не только позволил, но еще предложил Тутолмину добавить, что он,
Наполеон, почитает по-старому Александра и желал бы заключить мир. Тутолмин
все это написал в тот же день и отправил с чиновником своего ведомства,
которого по именному повелению императора пропустили через передовые посты
французской армии.

Уже эта первая попытка была совсем не похожа на обычный образ действий
Наполеона, и уже она одна давала понять, что Наполеон чувствует себя не
весьма уверенно.

В самом деле, Наполеон всю свою игру вел, рассчитывая на упадок духа и
слабость царя и на то, что не сегодня - завтра побежденный Кутузов пришлет
к нему парламентера под белым флагом, подобно тому как в июне 1807 г.,
после Фридланда, к нему явился парламентер от Беннигсена. Но Бородино не
было Фридландом. Никакой парламентер не явился. Между тем, если бы
Александр согласился теперь на мир, то престиж Наполеона, занявшего Москву