масштабам и скорости перемены ни на что в  истории  не  похожи,  а  в  нашей
памяти  все  еще  свежи  воспоминания  об  известиях  о  почти  произошедшей
катастрофе  у  Фри-Майл-Айленд,  трагическом  крушении   ДЦ-10,   с   трудом
поддающемся ликвидации обширном нефтяном пятне у мексиканского  побережья  и
сотнях других технологических  кошмаров.  Можем  ли  мы  перед  лицом  таких
несчастий решиться контролировать развитие и сочетание завтрашних, еще более
мощных технологий, используя те же недальновидные и эгоистические  критерии,
которые применялись в эпоху Второй волны?
   Основной вопрос, задаваемый новым технологиям на протяжении последних 300
лет как в капиталистических, так и в социалистических  странах,  был  прост:
работают ли они на экономический рост или на военные нужды?  Ясно,  что  эти
критерии более не адекватны ситуации. Новые технологии должны пройти намного
более жесткие тесты - экологические и социальные, а  также  экономические  и
стратегические.
   Когда  мы  внимательно  посмотрим  на  раздел  в   отчете   американского
Национального фонда науки, названный "Технология и  социальные  потрясения",
мы обнаружим, что большинство потрясений связано с технологиями Второй, а не
Третьей волны(37). Причина ясна: технологии Третьей волны еще не применяются
в широких масштабах. Многие из них еще  только  зарождаются.  Тем  не  менее
перед нами  уже  мелькнула  опасность  электронного  смога,  информационного
загрязнения,  космических  войн,  генетических  нарушений,  вмешательства  в
климат  и  того,  что  можно  назвать   "экологической   войной",   например
искусственных землетрясений, вызванных вибрацией на  расстоянии.  Переход  к
новой технологической базе таит угрозу  многих  других  опасностей.  Поэтому
неудивительно, что в последние годы наблюдалось массовое, часто  предвзятое,
сопротивление общественности новым технологиям. В  начальный  период  Второй
волны также были попытки преградить путь новой технологии.  Еще  в  1663  г.
лондонские рабочие  разбили  новые  механические  лесопилки,  угрожавшие  их
заработкам. В 1676 г. изготовляющие подвязки рабочие разрушили свои  машины.
В 1710 г. бунтовщики протестовали против введения новых рамочных станков для
изготовления  чулок.  Позже  разъяренная  толпа  разрушила  дом  Джона  Кея,
изобретателя бегущего челнока, применяемого в текстильном  производстве.  Он
покинул Англию вместе с семьей. Наиболее часто упоминаемый случай  произошел
в 1811 г., когда "разрушители машин", называвшие себя луддитами,  уничтожили
свои текстильные станки в Ноттингеме(38).
   Все же эта ненависть к станкам проявлялась спорадически и спонтанно.  Как
заметил один историк, "многие из этих случаев были  не  столько  результатом
враждебного отношения к самому станку, сколько способом оказать давление  на
ненавистного работодателя". Неграмотные рабочие, мужчины и женщины,  бедные,
голодные,  доведенные  до  отчаяния,   видели   в   станке   угрозу   своему
существованию.
   Сегодняшние  выступления  против  передовой   технологии   носят   другой
характер. В них участвует быстро  растущая  армия  людей  -  не  обязательно
бедных и голодных, - которые не обязательно  настроены  против  техники  или
экономического роста, но которые видят  в  неконтролируемом  технологическом
рывке угрозу для себя и всего человечества.
   Некоторые фанатики, если им дать шанс,  вполне  могут  применить  тактику
луддитов. Немного надо, чтобы представить  себе  бомбардировку  компьютерной
установки,  или  генетической  лаборатории,  или   недостроенного   атомного
реактора. Еще легче можно нарисовать себе картину ужасающей  технологической
аварии, которая приведет к "охоте на  ведьм"  среди  ученых,  которые  "были
причиной  всего   этого".   Некоторые   демагоги-политики   будущего   могут
прославиться,  расследуя  дело  "Кембриджской  десятки",  или   "Оакриджской
семерки".
   Однако  большинство  современных  технореволюционеров  не   является   ни
бомбометателями, ни луддитами. В  рядах  технореволюционеров  тысячи  научно
подготовленных   людей   -   инженеров-ядерщиков,   биохимиков,   чиновников
здравоохранения, генетиков, а также миллионы простых граждан. Опять-таки,  в
отличие от луддитов, они хорошо  организованы  и  действуют  по  плану.  Они
издают собственные технические  журналы  и  ведут  пропаганду,  участвуют  в
судебных процессах и разрабатывают законы, организовывают  пикеты,  марши  и
демонстрации.
   Это движение, на которое часто  нападают  как  на  реакционное,  является
фактически неотъемлемой частью зарождающейся Третьей волны.  Ибо  его  члены
стоят на пороге будущего, ведя политическую и экономическую борьбу  по  трем
направлениям, а в сфере технологии они борются за новую энергетику, о чем  я
писал выше.
   Итак, с одной стороны -  силы  Второй  волны,  с  другой  -  мечтающие  о
возврате в Первую волну, а силы Третьей волны борются против них обеих. Силы
Второй волны представляют те,  кому  нравится  старый,  бездумный  подход  к
технологии:  "Если  это   работает,   производите.   Если   это   продается,
производите. Если это делает нас сильнее, создавайте". Набитые  устаревшими,
"промышленными" представлениями о прогрессе, многие из адептов Второй  волны
в прошлом делали капиталовложения  в  сомнительные  технологии.  Когда  речь
заходит об опасности, они только пожимают плечами.
   Кроме того,  существует  еще  небольшая  группа  романтиков-экстремистов,
крикунов, враждебных всему, за исключением наиболее  примитивных  технологий
Первой волны, которые, кажется, будут рады возврату к средневековым ремеслам
и ручному труду. Сытые, принадлежащие, как правило, к среднему  классу,  они
сопротивляются техническому прогрессу так же слепо и огульно, как и те,  кто
ратовал за приход Второй волны.  Представители  этой  группы  фантазируют  о
возврате к тому миру, который большинство из нас - и большинство  из  них  -
найдет отвратительным.
   Во  всех  странах  все  больше  людей,  составляющих   ядро   технической
революции, выступают  против  обеих  крайностей.  Сами  того  не  зная,  они
являются агентами Третьей волны. Она начинают не с  технологий,  а  с  того,
какое общество в будущем мы хотим иметь. Они признают, что сейчас у нас  так
много технических возможностей, что мы  не  можем  все  их  консолидировать,
развивать и применять. Поэтому, доказывают они, необходимо произвести  более
тщательный отбор и выбрать  те  технологии,  которые  отвечают  долгосрочным
социально-экономическим задачам. Вместо того чтобы сделать технологию  нашей
целью,  они  хотят  установить   контроль   общественности   над   основными
направлениями технологического прорыва.
   У  технореволюционеров  еще  нет  четко   сформулированной   всесторонней
программы. Но если мы углубимся  в  смысл  их  многочисленных  манифестаций,
петиций, заявлений  и  исследований,  мы  сможем  выделить  несколько  идей,
дополняющих  новый  взгляд  на  технологию,  и  четкую  политику  управления
переходом к будущей Третьей волне.
   Технореволюционеры исходят из предпосылки о хрупкости  биосферы  Земли  и
считают, что чем мощнее становятся наши новые технологии,  тем  больше  риск