Кибл вошел в лодку. Даже по сравнению с сумраком семидесятиметровой
глубины, к которому нужно было привыкнуть после утренней ясности воздуха,
здесь было слишком мрачно. Вода напоминала черноту. Вот зачем нужна была
подготовка на берегу, когда он несчетное число раз мял пальцами каждый угол
конструкции лодки, выполненной, правда, из фанеры. И по контрасту - мысль
об удивительном электронном глазе, который вмонтировали где-то здесь -
впервые в мире - хитроумные его создатели. Звериный глаз с самым острым
зрением против кораблей союзников, сразу как бы теряющих защиту,
превращающихся в безобидный косяк сельди, который даже в таком вот
чернильном мраке можно безнаказанно уничтожить. Вопрос только в том,
сколько надо для этого морских глазастых хищников.
  Кибл опускался по трапу в центральный пост. Все изучено до мелочи - и
вдруг отклонение. Его нога поехала по скользкому упругому скату, он присел,
чтобы удержаться, трап стал подвижным, ненадежным - ощущение не из
приятных. Что-то произошло. Мгновенный страх. Он понял, что сидит на трупе
немецкого подводника. Проход вниз был перекрыт, и Кибл начал вслепую
кромсать труп. Лезвия ножа было почти не видно, и Кибл монотонно вонзал его
в мертвое тело, пока оно не распалось, освободив трап.
  Кибл вошел наконец в центральный пост. Ориентиром служила правая
переборка, и на нее можно было опереться всей тяжестью тела, прислушиваясь
к себе: похоже, предельный срок пребывания под водой для него уже истек. Но
Кибл был к этому готов, он знал, что придется нелегко. Позади осталось
хорошо изученное ограждение перископа. Вот стол, над которым склонялся
офицер, прокладывавший курс. На нем - карты. Было бы интересно изучить их,
но в крови было уже столько азота, что не следовало делать ни одного
лишнего движения. Кибл скорее ощутил на расстоянии, чем нащупал этот
загадочный металлический мяч. Так... это болты, которые его удерживают...
они не опасны, если только не вызовут смещения корпуса. Каждое движение
рассчитано, измерено. Один болт, второй болт... падает отвертка. Симптомы
глубинной болезни? Кибл внимателен и осторожен, он работает теперь
плоскогубцами и гаечным ключом, ведь отвертку не достанешь в этой мгле.
Последний болт... все. Есть еще трубки, идущие от прибора. В них, наверное,
провода. На них теперь и сидит этот хищный электронный глаз. Но что это?
Легкий удар сзади по его шлему! Только много позднее Кибл восстановил
случившееся со всеми подробностями. А в то мгновение он просто отмахнулся,
как от мухи. Что это было? Такового вопроса он не задавал. Тем не менее тут
же получил ответ. Он машинально схватил человеческую руку и держал ее,
потрясенный таким поворотом событий. Азотное опьянение на глубине - очень
опасная вещь, но его голова работала нормально, только вот он увлекся
работой, и эта рука, которую он держал в своей руке, вернула его в темное
замкнутое пространство подлодки, полное неожиданностей.
  Рука мертвеца... Но в этом втором мертвеце, которого Кибл увидел в лодке,
жизни было куда больше, чем в первом. Ему стало не по себе. Как привидение,
подумал он, плавает сам, подталкивает сзади, словно хочет что-то сказать.
Что? Лицо раздувшееся, но черты его странные. Уж не встречал ли он этого
немца раньше?
  Кибл очень торопился. Время давно истекло. Пора. Трубки отсоединены от
электронного глаза, который, наверное, будут изучать в лабораториях завтра
же. Нет... еще две тонкие, как прутики ивы, трубки. И на них гайки. Кибл
оттолкнул труп немецкого подводника и уронил гаечный ключ. Плохо.
Оставалось одно: поработать ножом. Проклятие - лезвие ножа сломалось, а
гайка не повернулась и на полоборота. Искать нож бессмысленно, быстрее
найдешь иголку в стоге сена. Но за своей спиной, чуть сбоку, Кибл вдруг
шестым чувством ощутил присутствие немецкого подводника, которого он
оттолкнул. Наваждение. Он точно показывал Киблу нечто такое, что тот должен
был немедленно найти. Кибл повернулся, приблизился к столу с картой, над
которым висело мертвое тело, снова увидел лицо мертвеца, потом рука сжала
большую линейку для прокладки курса. Кибл вернулся к шару и уже недопустимо
резко, почти боднув его, подсунул линейку между ним и переборкой и рванул
ее свободный конец к себе. Шар отделился наконец от лодки, тонкие трубки,
вероятно, оборвались. Выпустив линейку из рук, Киол раскрыл мешок,
наподобие того, как это делают змееловы, и шар нырнул в мешок, как огромная
кобра с раскрытым капюшоном. Трубки натянули ткань, и водолазу приходилось
медленно лавировать на трапе, чтобы протащить свою ношу. Тут только Кибл
почувствовал, что он действительно пьян от избытка азота. Мешок на тросе
взлетел на поверхность и попал через минуту-другую на борт спасательного
судна. А Кибл задержался на глубине около тридцати метров, чтобы
привыкнуть, как и полагалось, к новому давлению воды.
  Уолтерс возился с прибором в отведенной ему каюте и не сразу заметил
вошедшего Кибла. Кибл подошел к столу. Сверхсекретный прибор был уже на
треть выпотрошен и его блоки и детали сверкали лаком и голубоватыми
серебряными контактами и плоскостями.
  - Я хочу понять, наконец, - громко сказал Уолтерс, - как это Вы сумели
закоротить взрывное устройство, даже не сняв его? Контакты замкнуты, но так
странно, что я не могу разобраться.
  - Взрывное устройство... - Кибл невольно вздрогнул. - Но я... я забыл о
нем! Я не закорачивал контактов!
  - Мои поздравления по поводу прибытия с того света, - заметил Уолтерс. -
И все же, что там произошло?
  Кибл стал рассказывать, но дошел до второй своей встречи с покойником и
умолк. Это ведь стало отныне его тайной. Никто, даже проницательный
Уолтерс, глаза которого точно острия стрел, не имел право знать об этом, да
и не понял бы ровным счетом ничего. И Киблу, простому подводнику, удалось
перехитрить этого человека с незаурядными способностями. Будь Уолтерс даже
телепатом, что он смог бы угадать? А если и угадал бы, то сумел бы
поверить?
  В ту ночь Кибл долго не мог уснуть. Сказывалось перенапряжение. Страна
сновидений не хотела принимать его. И вот он на грани бодрствования увидел
картину. И это была сущая правда. Вот он, человек из экипажа немецкой
подводной лодки... только живой, смеющийся, он сидит напротив Кибла. А
вокруг такое, что и в кино не часто бывает... дерновые стены древнего дома,
очаг, бочонок, ковш, и Кибл протягивает его немцу. Тот делает несколько
глотков, и ковш, сделав круг, там были еще люди, снова у Кибла. Хмельной
напиток, от которого веселит сердце, разбегается по жилам как нектар.
Что-то вроде пива, но не совсем, ведь пиво холодное, тяжелое, а в ковше
нектар, напиток богов.
  Кибл не знает, спит он уже или бодрствует. Но какая, в сущности, разница?
Только здесь, в ожившем прошлом, он находит ответ на свой вопрос,
касающийся этого немца. Да, они пили из одного ковша в прежней своей жизни,
в доме из дерна, и они вместе спускали на воду корабль, ладью с килем из