подлинная  философия   должна   была  остаться  закрытой  и   непонятной,  а
философское творчество должно  было  представляться  явлением мира  иного  и
таинственного.  Быть  может,  некоторые и  читали философские  книги, внешне
понимали  прочитанное,  но  внутренне  так   же  мало  соединялось  с  миром
философского творчества, как и с миром красоты. Объясняется это не дефектами
интеллекта,  а  направлением  воли, которая  создала  традиционную,  упорную
интеллигентскую  среду,  принявшую  в  свою,  плоть  и  кровь  народническое
миросозерцание и  утилитарную оценку, не  исчезнувшую и по  сию пору. Долгое
время   у  нас  считалось  почти  безнравственным   отдаваться  философскому
творчеству, в этом  роде  занятий  видели  измену  народу и народному  делу.
Человек,  слишком,   погруженный  в  философские  проблемы,  подозревался  в
равнодушии  к  интересам  крестьян  и  рабочих.  К  философскому  творчеству
интеллигенция  относилась аскетически, требовала воздержания  во  имя своего
бога -- народа, во имя сохранения сил для борьбы с дьяволом -- абсолютизмом.
Это  народнически-утилитарно-аскетическое  отношение  к философии осталось и
утех   интеллигентских   направлений,   которые  по   видимости   преодолели
народничество и отказались от элементарного  утилитаризма, так как отношение
это  коренилось в  сфере подсознательной. Психологические первоосновы такого
отношения к  философии, да  и  вообще  к созиданию духовных ценностей  можно
выразить так:  интересы  распределения  и  уравнения  в сознании и  чувствах
русской  интеллигенции всегда доминировали  над  интересами  производства  и
творчества.  Это  одинаково  верно  и  относительно  сферы  материальной,  и
относительно сферы духовной: к философскому творчеству русская интеллигенция
относилась  так же,  Как  и  к экономическому производству. И  интеллигенция
всегда охотно  принимала идеологию, в которой центральное  место  отводилось
проблеме распределения и равенства, а все творчество  было  в загоне, тут ее
доверие  не имело границ. К идеологии же, которая в центре ставит творчество
и ценности,  она относилась подозрительно,  с  заранее составленным  волевым
решением  отвергнуть  и  изобличить.  Такое  отношение  загубило философский
талант Н. К. Михайловского, равно  как и большой  художественный  талант Гл.
Успенского.   Многие   воздерживались  от  философского   и  художественного
творчества,  так  как  считали это  делом  безнравственным  с  точки  зрения
интересов распределения и равенства, видели в этом измену народному благу. В
70-е годы было  у  нас даже  время,  когда  чтение  книг и увеличение знаний
считалось не  особенно ценным занятием  и  когда  морально осуждалась  жажда
просвещения.  Времена этого народнического  мракобесия  прошли уже давно, но
бацилла осталась в крови. В революционные  дни опять  повторилось гонение на
знание, на творчество,  на высшую жизнь духа. Да  и до наших дней остается в
крови  интеллигенции все та  же  закваска. Доминируют  все  те  же моральные
суждения, какие бы новые слова ни усваивались на поверхности. До сих пор еще
наша  интеллигентная молодежь  не может признать  самостоятельного  значения
наук,  философии,  просвещения,  университетов,  до  сих  пор  еще подчиняет
интересам политики, партий, направлений и кружков. Защитников безусловного и
независимого  знания,  знания как  начала,  возвышающегося над  общественной
злобой  дня,  все  еще подозревают в  реакционности.  И этому  неуважению  к
святыне  знания   немало  способствовала  всегда  деятельность  министерства
народного просвещения.  Политический абсолютизм и тут настолько исказил душу
передовой интеллигенции, что новый дух лишь с трудом пробивается в  сознание
молодежи.
     Но нельзя сказать, чтобы философские темы и проблемы были чужды русской
интеллигенции.  Можно   даже  сказать,   что   наша   интеллигенция   всегда
интересовалась вопросами философского порядка,  хотя и не  в философской  их
постановке: она умудрялась даже самым  практическим  общественным  интересам
придавать  философский  характер,  конкретное  и  частное она  превращала  в
отвлеченное  и   общее,  вопросы  аграрный  или  рабочий  представлялись  ей
вопросами мирового  спасения, а  социологические учения окрашивались для нее
почти что в  богословский  цвет. Черта эта отразилась в  нашей публицистике,
которая  учила смыслу  жизни и была  не столько  конкретной  и практической,
сколько отвлеченной и философской даже в рассмотрении проблем экономических.
Западничество  и  славянофильство  --  не   только  публицистические,  но  и
философские  направления.  Белинский, один  из отцов русской  интеллигенции,
плохо  знал философию и не обладал философским методом мышления, но его  всю
жизнь  мучили проклятые вопросы, вопросы  порядка мирового  и  философского.
Теми же  философскими вопросами заняты герои Толстого и Достоевского. В 60-е
годы философия  была  в загоне  и упадке, презирался  Юркевич,  который,  во
всяком  случае,  был настоящим  философом по сравнению  с  Чернышевским.  Но
характер  тогдашнего увлечения  материализмом,  самой элементарной  и низкой
формой   философствования,  все  же  отражал  интерес  к  вопросам   порядка
философского и мирового. Русская интеллигенция хотела жить и определять свое
отношение к самым практическим и прозаическим сторонам общественной жизни на
основании материалистического катехизиса и материалистической метафизики.  В
70-е годы интеллигенция увлекалась позитивизмом,  и ее властитель дум --  Н.
К.  Михайловский был философом  по интересам мысли и  по размаху мысли, хотя
без  настоящей  школы  и  без настоящих  знаний. К П. Л.  Лаврову,  человеку
больших  знаний  и  широты  мысли,  хотя и  лишенному  творческого  таланта,
интеллигенция  обращалась  за  философским   обоснованием  ее  революционных
социальных  стремлений.  И  Лавров  давал  философскую  санкцию  стремлениям
молодежи, обычно начиная  свое  обоснование издалека, с образования туманных
масс. У интеллигенции всегда были свои кружковые, интеллигентские философы и
своя  направленская философия,  оторванная  от мировых философских традиций.
Эта  доморощенная  и  почти  сектантская  философия  удовлетворяла  глубокой
потребности   нашей   интеллигентской   молодежи   иметь   "миросозерцание",
отвечающее на все основные вопросы жизни и соединяющее теорию с общественной
практикой. Потребность в целостном общественно-философском миросозерцании --
основная  потребность  нашей интеллигенции в годы юности, и властителями  ее
дум  становились  лишь  те,  которые  из  общей теории  выводили санкцию  ее
освободительных общественных  стремлений,  ее демократических инстинктов, ее
требований  справедливости   во  что  бы  то  ни  стало.  В  этом  отношении
классическими "философами" интеллигенции были Чернышевский и  Писарев в 60-е
годы, Лавров и Михайловский в  70-е  годы.  Для философского творчества, для
духовной культуры нации писатели эти почти ничего не давали, но они отвечали
потребности  интеллигентной  молодежи   в   миросозерцании   и  обосновывали
теоретически жизненные стремления интеллигенции; до сих пор еще они остаются
интеллигентскими учителями и с любовью читаются в эпоху ранней  молодости. В
90-е  годы с  возникновением марксизма очень  повысились умственные интересы
интеллигенции,  молодежь  начала  европеизироваться,  стала  читать  научные
книги,  исключительно  эмоциональный народнический тип стал  изменяться  под
влиянием интеллектуалистической струи. Потребность в философском обосновании
своих   социальных   стремлений    стала    удовлетворяться   диалектическим
материализмом, а потом неокантианством, которое широкого  распространения не