- Ну что ж, я могу и не вертать тех кольчуг. Скажу, - совсем, мол, распались; нечего, мол, было чинить.
     - Ваше дело.
     - А не общее?
     - Вам виднее.
     - А зачем вам? - хитро прищурил глаза Назар.
     - Наш человек поднаденет ее под халат, смелее пойдет на трудное дело.
     - А часто бывают трудные дела?
     Переглянувшись с Мусой, гость кивнул:
     - Бывают!
     - А зачем?
     - Наши люди есть в Синем Дворце, есть в царских садах, есть среди стражей, стоят с голым мечом за спиной Тимура, - мы все видим. Недавно было: послал он товар, пограбленный в Индии, продавать на севере. Тех товаров на базаре еще нет, у купцов еще нет, а он спешит, пока цена не упала. Ему не так дорог товар, как дорого опередить купцов. Мы тот караван сбили с дороги...
     - Около Кургана?
     - Там.
     - Смелое дело!
     - Не очень, - в охране пошли наши люди, среди караванщиков - наши люди. Старшие задремали впереди, младшие не дремали назади.
     - А надо ли было его свирепить?
     - Надо! Он неделю просвирепствовал, из города в поход не шел, опасался.
     - А куда добро дели?
     - В стороне от Кургана есть ямы, где кирпич жгут. Там вьюки разобрали, приметный товар сожгли, сокровища и оружие спрятали, - в черный день пригодятся нашим братьям. Золотые изделия вам в кузню принесем, - переплавить, чтоб тех вещей не опознали.
     - Приносите. Не сомневайтесь.
     - Если б сомневались, не говорили бы.
     - Я понимаю! - тихо сказал Назар и закрыл ладонью глаза, чтобы собеседник не заметил в них слез, ибо не честь мужику выказывать свои чувства.
     - Недавно он послал человека в Орду, - добавил гость, - хочет взять Орду в свои руки, сам ее укрепить, сам ею ударить по вашей земле. Велел искать Тохтамыша: хочет Тохтамыша поднять, Едигея свалить. Орду сделать послушной.
     - Так! - насторожился Назар, и глаза его сразу стали сухими.
     - Мы послали двоих с наказом: остановить того купца.
     - Зачем?
     - Задержать время. Пока Тимур снова соберется туда послать, пройдет много времени.
     - А как остановить?
     - Словами его не остановишь! - строго ответил гость.
     - Так... - задумчиво говорил Назар. - Так...
     - Если он Орду осилит, тогда разгуляется. Тогда и нас здесь скрутит в бараний рог.
     - И что ж тот купец?
     - Вот, Хасан-ходжа нынче вернулся: купец не доехал до Орды.
     Назар протянул руку Хасану:
     - Вот ты какой!..
     Звякнув по двери молоточком, вернулся Борис.
     Вечерело, когда, взвалив мешок на плечо, Борис пошел домой вслед за молчаливым Назаром.
     Многие из мастерских закрывались: в их глубине стало темно работать. Купцы шли с базара, неся семьям узелки с припасами.
     Город затихал.
     Уже стемнело, когда кузнецы вернулись к себе.
     А едва проступила в небе осенняя предрассветная синева, Назар кликнул Бориса.
     Они засунули черные кольчуги в большие глиняные корчаги, засыпали их светлым песком и принялись толстыми палками перемешивать там песок и кольчуги.
     Ольга, глядя на усердие мастеров, улыбалась: так, в корчагах, толстыми палками горянки в Афганистане и в Индии сбивают масло.
     Наконец руки мастеров устали, и тогда они повалили корчаги и долго катали их по земле.
     Когда они достали кольчуги из корчаг, стряхнули и стерли с них почернелый песок, доспехи засияли, как чистые ручьи под багряным светом восходящего солнца.
     - Нет! - сказал Назар. - Я не отдам!
     Мастера бережно свернули их и снова уложили в корчагу.
     Вырыли яму, закопали корчагу, сверху землю засыпали песком, и обоим кузнецам показалось, что там, в корчаге, у них запрятано про запас не только надежное железо, но и отблеск зари.

Тринадцатая глава

СУЛТАНИЯ

     Уже брезжило утро над Султанией, богатым городом, раскинувшимся в ровной степи. Вокруг города не было стен, а стояли лишь высокие крепкие башни. Из-за их суровых плеч поднимался, растекаясь по небу, осенний рассвет. Во дворе ржали кони, ожидавшие своих нарядных хозяев, а хозяева толпились у крыльца, ожидая Мираншаха.
     Мираншах, старший из двоих оставшихся в живых сыновей Тимура, покрикивая на слуг, неповоротливо одевался.
     Многим из царедворцев хотелось отдыха, а не выезда на охоту. Хотелось отдыха после веселой ночи, когда праздновали, пировали, пили вино и любовались плясками пленниц и шествием рабынь, из которых любую Мираншах мог подарить гостю.
     Мираншах, покряхтывая, одевался. В полутемных комнатах крепко пахло благовониями, щедро растраченными на вчерашнем пиру.
     Царевичу не было еще и сорока лет, но после падения с лошади, когда он ударился головой, все тело сделалось непослушным: ноги стали вялыми и плохо держали его большое тело, хотя осталась прежняя привычка двигаться быстро.
     Когда он наконец пошел по глубоким коврам, ему пришлось часто переставлять ноги, чтоб держать свое тело с надлежащим достоинством. Он почти бежал, вытянув вперед плотное, холеное лицо с большим приплюснутым носом, белое лицо, увенчанное темно-русыми волосами, обрамленное царственной черной бородой.
     Так, мелко переставляя ноги, в раздувающемся халате, он, посапывая, проследовал перед слугами через большую залу. Дворцовый есаул посмел его задержать сообщением, что третий день в подворотне ждут гонцы и проведчики, дожидающиеся допуска к правителю.
     - Ты ослеп, а? Выживаешь из ума: мы едем охотиться, а ты задерживаешь болтовней о слугах. Подождут до вечера.
     - Я полагал, нет ли чего-либо важного?..
     - Нет ничего важнее воли правителя, а он спешит - не то мы упустим время перелета! Глупец!
     И снова его толстые, тяжелые ноги мелкими шагами заспешили по ковру к выходу. Он надел соболью шапку с острой макушкой и даже не взглянул на нескольких пыльных, усталых воинов, видно откуда-то издалека прискакавших сюда.
     Висевшая на его правой руке плетка метнулась своим ременным хвостом, когда он мановением руки приветствовал собравшихся.
     Коня подвели ему к высокому порогу, чтоб царевич мог, не поднимаясь в стремя, сесть в седло, - Мираншаху стало трудно подниматься в седло, даже если его подсаживали: тело его не было ни ожиревшим, ни одряхлевшим, но стало непослушным.
     Мираншах проверил, крепко ли пристегнут позади седла колчан со стрелами, удобно ли приторочен к луке седла шелковый аркан с петлей на случай встречи с табуном диких ослов. Давно никто не встречал здесь этих табунов, но Мираншах желал быть готовым на случай нежданной встречи. Аркан свисал с луки мягкими кольцами и слегка заскрипел под ладонью царевича.
     Конь присел под Мираншахом и завертелся было, но привычной рукой Мираншах тотчас укротил его и подчинил себе.
     Нарядные конюхи побежали, ведя под уздцы Мираншахова коня; двинулись на поджарых лошадях сокольники и кречетники, держа перед собой ловчих птиц, накрытых синими клобучками.
     Баловали застоявшиеся лошади, пока не вышли со двора на большую улицу. Тогда конюхи отпустили поводья царевичева коня, и все помчались полной рысью по городу.
     Жители мгновенно скрывались, едва заслышав топот царской охоты.
     Лишь на верха башен торопливо выбегали люди: это воины спешили попасть на глаза своему правителю, чтобы показать свое усердие и готовность.
     За городом, в степи, было сыро и ветрено.
     Стая перелетных птиц протянулась по мутному небу, и Мираншах поскакал ей наперерез, не разбирая дороги.
     Спустив кречетов на дичь, поехали шагом, ревниво соперничая между собой своими ловчими птицами, их быстротой и хваткой.
     Наконец показался раскинутый среди ровной степи просторный шатер, куда сквозь легкие шелка уже просвечивало румяное солнце.
     Здесь предстоял привал после жаркой скачки и желанный отдых охотников.
     Но из города прискакали трое воинов и просили визиря выслушать их. Визирь, едва спустившийся с седла, еще не успев отдышаться и размяться, сердито пошел к ним.
     Визирь шел с нарочитой медлительностью, дабы показать воинам, что ему сейчас не до них, что он лишь милостиво снисходит к их просьбе, что нет в мире дел, достойных внимания, когда он сопутствует своему правителю.
     Чуткой ноздрей визирь ловил запах жарящихся перепелов и уже хотел было вернуться к шатру, а разговор с воинами отложить.
     Он думал: "Осенние перепела! Повар-армянин жарит их на вертеле, - сверху корочка!"
     Не в этой охоте набито столько перепелов: птиц привезли заранее, из города, но в эту пору здесь, в степи, нет птицы жирнее и слаще перепелов.
     "Ах, как армяне готовят перепелов! А перепела с айвой, запеченные в глиняных горшках!"
     Визирь насторожился, заметив на шапке у одного из воинов красную косицу - знак царского гонца.
     - Ну, что там? - пренебрежительно спросил он гонца, стремясь показать ему, что и здесь, в дальней Султании, визирь - могущественный человек.
     - К городу подходит Повелитель Мира!
     - Где, где? - не понял визирь.
     - Подходит к городу.
     - Кто?
     - Сам повелитель и войска.
     - Ты что?.. А?
     - Весь город, господин, поднимается ему навстречу. Все готовятся. К вам давно посланы вестовые.
     - Вестовые? Где это?
     - Ждут приема во дворце правителя. Сказывали, третий день ждут.
     - Он из Самарканда вышел, что ли?
     - Из Самарканда.
     - Когда ж он сюда дойдет?
     - Нынче будет здесь.
     Визирь, ничего не сказав, круто повернулся и на коротких ногах, привычных более к седлу, чем к земле, столь быстро побежал к шатру, что его с удивлением заметил даже Мираншах, в то время удобно садившийся на подушки, услужливо сдвинутые вокруг него.
     Вид бегущего визиря был столь забавен, что Мираншах захохотал, показывая пальцем в сторону визиря, чтоб и другие посмеялись.