пожарах, которые опустошали М. чуть не каждый  5-10  лет.  Очень  частые
пожары происходили именно  в  те  годы,  когда  в  М.  замечалось  особо
деятельная политическая  жизнь.  При  Иване  Калите  в  течение  15  лет
случилось четыре больших  пожара,  чему  удивлялся  летописец.  Часты  и
сильны были пожары и при Иване III, во время перестройки Кремля. Видимо,
что обиженные и озлобленные люди выжигали ненавистную им М. Летописцы  в
этих случаях упоминают  большею  частью  только  сгоревших  церквах.  Во
второй пожар при Калите, в 1337 г., в М. сгорело 18 церквей; в 1343  г.,
на третий год по смерти Калиты, сгорело 28 церквей. В 1354  г.  в  одном
Кремле сгорело 13 црк. По числу церквей можно приблизительно судить и  о
числе дворов, и о числе жителей. В нашествие Тохтамыша (1382 г.),  после
пожара и разгрома, было похоронено 24  тыс.  трупов.  Через  восемь  лет
после этого бедствия "на Посаде неколико тысяч дворов" сгорело, а  затем
еще через пять лет на  том  же  Посаде  опять  сгорело  несколько  тысяч
дворов". Иностранные писатели XVI и XVII ст. упоминают о сорока  тысячах
дворов, конечно основываясь на показаниях самих москвичей; но  цифра  40
вообще имела как бы поговорочный смысл и потому не может быть принята за
вероятную. Именем двора обозначались, притом, предметы весьма  различные
по объему. Двор посадский, состоявший из крестьянской избы со службами и
помещавшийся на 25 кв. саж.,  и  двор  боярский  со  многими  различными
строениями, раскинутыми на 500-1000 и более кв. саж. - входили по  имени
в один разряд. Первые вполне точные цифры о количестве московских дворов
относятся  к  1701  г.;   в   Москве   оказалось   тогда   всего   16358
(обывательских) дворов: в Кремле - 43 двора (кроме дворцовых), в Китае -
272, в целом городе - 2532, в Земляном городе  -  7394,  за  Земляным  -
6117. В круглых цифрах, духовенству принадлежало 1375 дворов, дворянству
разных  наименований  4500,  дворцовым  служащим  500,  дьячеству  1400,
богатым купцам-гостям 324, посадским слишком 6200,  разных  наименований
ремесленникам и  мастерам  460,  военн.  сословию  570,  иноземцам  130,
крепостным 670, городовым  служителям  160,  нищим  2.  Довольно  точные
сведения не только о числе дворов, но и  о  числе  квартир  относятся  к
1754-1765 гг., причем это число более или менее  значительно  изменялось
даже помесячно. Так, в 1764 г., в январе состояло дворов 13184 и  в  них
покоев (комнат или квартир?) 31231; в июле того же года числилось дворов
13181, покоев 31317; в августе дворов 12431,  покоев  31379,  в  декабре
дворов 12477, покоев 32255. Такое  быстрое  изменение  цифр  происходило
больше всего по случаю  пожаров,  а  частью  и  от  разбора  обветшавших
строений и постройки новых. Основной характер  старой  московской  жизни
заключался в том, чтобы каждому двору жить независимым особняком,  иметь
все свое - и сад, и огород, и пруд, а следов., и баню. Уже после  всяких
реформ, в половине XVIII ст., в М. существовали еще 1491 баня на частных
дворах, в том числе в самом Кремле - восемь, в Китае -  31.  В  1770  г.
перед моровою язвою обывательских дворов состояло 12538; в  1780  г.  их
числилось только  8884,  а  покоев  -  35364.  В  1784  г.  число  домов
уменьшилось  до  8426,  а  число  покоев  увеличилось  до   50424.   Это
показывает, что со второй половины XVIII ст. М. стала перестраиваться  в
новом направлении: вместо малых домов, в роде крестьянских  изб,  теперь
началась постройка больших зданий и  домов  поместительных,  именно  для
зажиточных дворянских семейств, так как в это время М. все более и более
становилась столицею российского дворянства. Перед нашествием неприятеля
в 1812 г. обывательских домов числилось 8771,  казенных  и  общественных
зданий 387. В Московский пожар (1812) сгорело первых 6341,  вторых  191.
Всех домов до нашествия было каменных 2567, деревянных 6591.
   Каменные жилые здания впервые начал строить  в  М.  митрополит  Иона,
заложивший на своем дворе полату в 1450 г. В 1473 г. митрополит Геронтий
поставил у того же двора ворота кирпичные, в 1474 г.  -  другую  полату,
тоже кирпичную, на белокаменных подклетах. Из светских лиц раньше  всего
начали строить себе каменные жилища гости-купцы; первым выстроил себе, в
1470 г., кирпичные палаты некто Таракан, у Спасских ворот,  у  городовой
стены. Потом такие же полаты стали строить и бояре. В 1485  г.  выстроил
себе кирпичную полату и ворота на своем дворе Дм. Вл. Ховрин, в 1486  г.
построил себе кирпичные полаты его старший брат  Иван  Голова-Ховрин,  а
также и Вас. Фед.  Образец-Хабаров.  Наконец,  и  сам  государь  порешил
выстроить  себе  дворец,  тоже  кирпичный,  на  белокаменном  основании;
постройка его началась с 1492 г.,  но  большие  приемные  полаты  дворца
сооружались еще прежде, в 1489-1491 гг. Казалось бы, что с этого времени
каменные, или, как их стали называть,  полатные  постройки  должны  были
распространиться  по  городу  в  значительной  степени;  но   это   дело
подвигалось очень туго и деревянное коснение охватывало  весь  город  по
прежнему. По-видимому, каменные здания представлялись москвичам чем то в
роде тюрем. Доморощенные строители, недалекие в познаниях и опытности по
этой части, сооружали толстые стены, тяжелые своды, иногда  с  железными
связями, и такое помещение походило больше на тюрьму или на погреб,  чем
на жилье. Поэтому москвичи если и строили подобные полаты,  то  с  одною
только целью - чтобы  на  каменном  основании  выстроить  более  высокие
деревянные хоромы, употребляя это основание, как  подклетный  этаж,  для
разных  служебных  помещений  своего  хозяйства.  Так  поступали   и   в
государевом дворце. Не только в XVI, но  даже  и  в  XVII  ст.  подобных
каменных подать едва ли можно было насчитать в М. сотнюдругую. Мостовые,
да и то только по большим улицам,  были  бревенчатые  или  из  байдашных
досок, весьма способствовавшие распространению пожаров. Только  к  концу
ХVII ст. стала распространяться мысль, что городу  необходимо  строиться
из кирпича. В октябре 1681 г. последовал  государев  указ,  повелевавший
безопаснее устраивать на полатном строении кровли, а по большим улицам и
у городовых стен Китая и Белого города вместо погоревших хоромы  строить
неотменно каменные,  причем  разрешено  кирпич  отпускать  из  казны  по
полтора рубля за 1000, с рассрочкою уплаты на 10 лет.  Кому  не  в  мочь
было строить каменное, тем повелено по улицам строить  стенки  каменные,
род брантмауров. В сентябре 1685 г. этот указ был повторен,  со  строгим
приказанием  на  полатном  каменном  строении   "деревянного   хоромного
строения отнюдь никому не делать, а кто сделает какие хоромы или чердаки
(терема) высокие, и у тех то  строение  велеть  сломать".  Тот  же  указ
присовокуплял любопытную заметку: "у которых дворы ныне погорели и они б
на  дворах  своих  делали  каменное  строение  безо   всякого   переводу
(остановки), не опасаясь за то ничьих переговоров и попреку". Стало быть
общее мнение почему-то  осуждало  такие  постройки.  Однако,  указы,  по
московскому обыкновению, не исполнялись, главным образом по той причине,
что не существовало никакой правильной административной  организации  по
этому предмету. Решительные и крутые меры  со  стороны  Петра  также  не
привели к желанной цели, потому что в  то  же  время  начал  сооружаться