имевшей частью личный характеры.
   Драма сатирическая,  пользуясь  характерами  типов  мифологических  и
человечных  благородных  персонажей,  допускала  веселый  конец,  вместо
трагического заключения. И ателланы, частью имели сюжетом ту же  фабулу,
как и греческие трагедии и драмы, но развитие интриги в них  было  иное,
почти  противоположное.  Таковы:  "Agamemnon  suppositus",  "Mersias"  -
Помпония, "Андромаха" и "Фениссы" - Новия.  Всех  ателлан,  дошедших  до
нас, 106  заглавий.  Рассмотрев  их,  можно  придти  к  заключению,  что
подражание  сатирической  драме  в  них  переходит  в  трагикомедию,   в
древности  называемую  RinJon.  Содержание  их  всегда   -   комического
характера, основано на бытовых условиях низших слоев римского  общества.
Название давалось и по  званию  главного  персонажа:  напр.  "Гетера"  -
Новия, "Лено" (той же специальности  личность),  "Prostibulum",  "Munda"
"Aleones" (игроки в кости) Помпония. Есть  в  числе  ателлан:  "Храмовой
сторож",    "Аруспиции",    "Хлебники",     "Рыболовы",     "Живописцы",
"Виноградари", "Трепальщики", "Народные глашатаи". Есть  также  названия
племен и народов: "Кампанци", "Сирийцы", "Заальпийские Галлы",  "Солдаты
из Помеции". Есть в заглавиях и  общие  пороки  человечества:  "Скупец",
"Злобный", "Клеветник", "Жадный наследник" и пр. На сколько можно судить
по сказаниям древних, разбиравших А., завязка в  этого  рода  пьесах  не
всегда бывала простая и часто для проведения роли, от актера требовалась
находчивость,  собственная  импровизация,  с  умением  выделять  оттенки
характера, без чего реплика по смыслу текста могла быть мало жизненной и
не трогающей.  Квинтилиан  в  "Руководстве  оратору"  (кн.  VI,  гл.  3)
говорит: "она темна, как обыкновенно бывают ателланы" - и этим намекает,
что в  тексте  такого  рода  пьес  существовали  обыкновенно  умышленные
недомолвки. Следовательно актер, хорошо  приспособившийся  к  выполнению
своей роли в них, мог и должен был игрой  своей  сгладить  и  уничтожить
мнимую  темноту   слов,   заключающую   известный   намек,   объясняемый
жестикуляцией. Далее, к отличиям А. следует причислить нахождение в  них
чисто оскийских  типов  в  сатирических  сценах.  Таков,  например,  тип
"Маккус" - главное, неизбежное лицо в А., комический персонаж с местным,
оскийским характером, изображающий крестьянина  из  Апулии,  плутоватого
обжору, годного для разыгрывания тысячи случайностей,  вызывающих  общий
смех.  В  А.  "Maccus"  выставляется   попеременно   то   солдатом,   то
содержателем  постоялого  двора,  то  ссыльным,   то   близнецом-братом,
мирителем распрей,  или  даже  девочкой.  Солдатом  "Maccus"  дерется  с
товарищем, чтобы завладеть ужином одному, или бьется об заклад, что  ему
мало съесть то,  что  подано  двоим.  Но  везде,  по  характеру  задачи,
"Maccus" делается ответчиком за происшедшее;  так  или  иначе  придумано
побоище - и "Maccus" оказывается битым  за  другого,  или  платящим.  Из
древнего "Maccus"'а выработан тип полишинеля. У древних в скульптуре  он
изображался с носом, похожим на  куриный  зоб,  с  плешивой  головой,  в
костюме раба. Дружкой к нему в А. был - "Букко",  с  круглой  головой  и
сильно  надутыми  щеками,  тип   еще   большей   глупости,   тщеславный,
беспокойный, болтливый. Сохранилось много пьес, где  выведен  этот  тип,
служащий  в  них  средоточием,  вокруг  которого   обращается   действие
аксессуарных персонажей. Он
   - главное лицо в  ателланах  Помпония  "Bucco  auctoratus"  и  "Bucco
adoptatus" и в ателланах Новия "Bucculo".
   Третья маска, или тип в А. -  "Pappus",  старик,  всеми  осмеиваемый,
дурачимый женой, проводимый молодежью, спутанный  судьей,  но  обманутый
самолюбивыми мечтами и падкий до вина. Он выведен у Помпоны в нескольких
пьесах: "Pappus agricola"  "Pappus  Praeteritus"  и  "Sponsa  Pappi".  В
"Паппе земледельце" он сам, ничего не  подозревая,  смеется  над  собой,
слыша как кого-то проводит жена, а этот кто-то и есть он сам. Затем,  он
выводится в качестве кандидата  на  выгодные  места,  уже  считает  себя
обладателем их и вдруг узнает, что ему  место  не  дано,  не  смотря  на
множество планов, казавшихся верными  для  получения  его.  Есть  еще  -
"Panniculus" или "Pannuceatus" - тип, из которого вышел  позже  Арлекин.
Это фигура с головой, слегка наклоненной к плечу, в  маленькой  шапочке.
Далее - "Dorsenus" или "Dossenus" - горбун, ученый человек, составляющий
гороскопы и  предсказания,  бегая  по  деревням.  Есть  пьеса  Помпония:
"Предсказатель Горгоний" - это и есть самый старинный из типов  "Вожака"
(Manducus) - кукла с широчайшими челюстями и кривыми зубами. Он является
очень рано, в сатирических процессиях триумфатора.  Ювенал  пугает  этой
куклой детей. В такой  роли  и  выведен  "Dossenus"  у  Новия  в  "Mania
medica".  Следуя  перечню  заглавий  А.,   дошедшему   до   нас,   можно
"Dossenus"'а и "Lar familiaris" относить к принадлежности сельского быта
римлян, зато "Praefectus morum" и "Vilae et mortis judicium"  никак  уже
нельзя  туда  относить,  а  скорее  к  обстановке  городского,  если  не
столичного общества. В правление Юлия Цезаря, А., имевшие сцены в Риме и
принимавшие характер личный, подверглись (за 45 лет до  Р.  Х.)  запрету
представлений, потому что задевали имена особ более или менее известных.
А-ов заменили опять мимы, но на короткое время. Август  восстановил  их,
может быть и не подозревая, как далеко уйдет в этой  форме  политическая
сатира в лицах. Светоний в жизни Калигулы (гл.  27)  говорит;  что  этот
император приказал сжечь главного актера А. и  с  амфитеатром,  за  злой
намек на него самого. Зато Нерон, за  подобное  же  действие  (обвинение
жестом императора в его преступлениях), только выгнал из Рима  гистриона
"Datus"'а. Домициан точно также мщение свое за обидный намек простер  до
лишения жизни актера. С  этого  времени  А.  являются  в  обществе  Рима
отголоском народного  гнева  или  ненависти  к  недостойным  правителям.
Пример - пение актером Датом греческих стихов Гальбе, в которых выражена
нелюбовь к нему столичных обывателей. И Антонин Пий из уст шута выслушал
публичное заявление своего семейного  позора  ("Jul.  Capitolinus",  гл.
29). Но сцена  резких  осуждений  язычников  в  свою  очередь  встречает
порицателей  ее  самой  в  нечестии  и  неприличностях.  Тертулиан  ("De
Spectaculis",  17)  и  Арнобий  ("Adversus  gentiles")  обвиняют  А.   в
бесстыдности содержания, актеров же  в  неприличии  и  безнравственности
движений. И  трудно  оправдывать  этот  род  представлений  в  допущении
всякого рода излишеств, которые были в нравах тогдашней публики. Деятели
сцены  во  все  времена  подлаживались  ко  вкусам   публики,   дарившей
рукоплесканиями. Но, не одна публика, посещавшая цирк, интересовалась А.
Их  содержание  изучал  сам  Марк  Аврелий,  по  совету  учителя  своего
Фронтона. Ученый император-философ,  вероятно,  изучал  самый  язык,  на
котором имелись А., т.е. оскское наречие Лациума, имевшее многие  слова,
непонятные римскому уху, напр. лат. senex  (старец)  по  оскски  казнар,
Марс - Матерс. Между тем "Maccus" во всякой пьесе выражался по оскски, а
не по латыни, так что не только остроты его, но и смысл самой  его  речи