основывается   все   государственное   управление,   масса    населения,
неспособная к поверке широких  обобщений  путем  внимательного  изучения
фактов, отдается в жертву людям, умеющим  воздействовать  на  нее  своим
красноречием, способностью ловко и лукаво делать  обобщения  и  другими,
еще более низкими приемами борьбы  (подбор  партий,  подкуп  и  т.  д.).
Парламентские   деятели   принадлежат,   большею   частью,    к    самым
безнравственным представителям  общества;  "при  крайней  ограниченности
ума, при безграничном развитии эгоизма и  самой  злобы,  при  низости  и
бесчестности  побуждений,  человек   с   сильной   волей   может   стать
предводителем партии  и  становится  тогда  руководящим,  господственным
главою кружка или собрания, хотя бы к  нему  принадлежали  люди,  далеко
превосходящие его умственными и нравственными качествами". Людям долга и
чести  противна  выборная  процедура:  от  нее   не   отвращаются   лишь
своекорыстные, эгоистические натуры, желающие достигнуть  личных  целей.
Люди чести и долга обыкновенно не красноречивы,  неспособны  "нанизывать
громкие и пошлые фразы"; они "раскрывают себя и силы свои в рабочем углу
своем или  в  тесном  кругу  единомышленных  людей".  Согласно  с  таким
взглядом, все, что основано на господстве рационализма и идей  народного
представительства, находит в П. строгого судью. Суд, основанный на  этих
началах, родит "толпу адвокатов, которым  интерес  самолюбия  и  корысти
помогает достигать вскоре значительного развития в искусстве софистики и
логомахии, чтобы действовать на массу"; в лице присяжных в нем действует
"пестрое смешанное стадо, собираемое  или  случайно,  или  искусственным
подбором  из  массы,  коей  недоступны  ни  сознание  долга  судьи,   ни
способность  осилить  массу  фактов,  требующих  анализа  и   логической
разборки".   Еще   более   вредна   периодическая   печать,   так   наз.
выразительница обществ. мнения. Это сила развращающая  и  пагубная,  ибо
она, будучи безответственной за свои мнения и  приговоры,  вторгается  с
ними всюду, во все уголки честной и семейной жизни, навязывает  читателю
свои идеи и механически воздействует на  поступки  массы  самым  вредным
образом; "любой уличный проходимец, любой болтун из непризнанных гениев,
любой искатель  гешефта  может,  имея  свои  или  достав  для  наживы  и
спекуляции чужие деньги, основать газету, созвать толпу писак" и  т.  д.
Безусловно вредно и распространение народного образования,  ибо  оно  не
воспитывает людей, не сообщает умения, а дает  лишь  знания  и  привычку
логически мыслить; между тем "стоит только  признать  силлогизм  высшим,
безусловным мерилом истины - и жизнь действительная попадет в рабство  к
отвлеченной формуле логического мышления, ум со здравым  смыслом  должен
будет покориться  пустоте  и  глупости,  владеющей  орудием  формулы,  и
искусство, испытанное жизнью, должно будет смолкнуть перед  рассуждением
первого   попавшегося   юноши,   знакомого   с    азбукой    формального
рассуждения... Вера  в  безусловное  нравственное  действие  умственного
образования, опровергаемая фактами, есть не  что  иное,  как  предвзятое
положение, натянутое до нелепости".
   Положительные идеалы П. столь  же  определенны,  как  и  его  критика
современного  строя  зап.  европейской  государственной  и  общественной
жизни. "Есть в человечестве - говорит он, -  натуральная  сила  инерции,
имеющая великое значение... Сила эта, которую близорукие мыслители новой
школы безразлично смешивают  с  невежеством  и  глупостью  -  безусловно
необходима для благосостояния общества.  В  пренебрежении  или  забвении
этой силы - вот  в  чем  главный  порок  новейшего  прогресса".  Простой
человек знает значение этой силы и  хорошо  чувствует,  что,  поддавшись
логике и рассуждениям, он должен будет изменить все свое  мировоззрение;
поэтому он твердо хранит ее, не сдаваясь на  логические  аргументы.  Она
покоится не на знании, а на основном мотиве человеческих действий
   - непосредственном ощущении, чувстве, опыте. "Один разве глупец может
иметь обо всем ясные мысли и представления. Самые  драгоценные  понятия,
какие вмещает в себе ум человеческий - находятся в самой глубине поля  и
полумраке; около этих-то смутных идей, которые мы не в силах привести  в
связь между собою,  вращаются  ясные  мысли,  расширяются,  развиваются,
возвышаются". В политическом отношении эта сила бессознательных ощущений
родит уважение к старым учреждениям,  которые  "тем  драгоценны,  потому
незаменимы,  что  не  придуманы,  а  созданы  жизнью,  вышли  из   жизни
прошедшей, из истории и освящены  в  народном  мнении  тем  авторитетом,
который дает история и  одна  только  история".  С  вышеуказанной  силой
непосредственно связывается и главная  опора  общественной  жизни  впра,
стоящая выше всяких теоретических формул и выводов разума.  "Народ  чует
душой, что  абсолютную  истину  нельзя  уловить  материально,  выставить
осязательно, определить числом и мерою, но что  в  нее  можно  и  должно
веровать, ибо абсолютная истина доступна только вере". Народ,  благодаря
своему бессознательному чувству к истине, не зная ученой  прагматической
истории и не нуждается в ней; так как создает свою историю - легенду, "в
которой он чует глубокую истину, - абсолютную истину идеи и  чувства,  -
истину,  которой  не  может  дать  ему  никакой   -   самый   тонкий   и
художественный  -  критический  анализ  фактов".  С   господством   веры
связывается господство церкви и особенно церковного  обряда,  в  котором
народом   непосредственно,   тем   же   чутьем,   а   не   рассуждением,
воспринимается смысл церковного учения. Слагаясь исторически, в связи  с
народной жизнью, обряд составляет неотъемлемую часть этой жизни. Поэтому
не может быть  речи  о  соединении  различных  церквей  в  теоретическом
основании соглашения относительно понимания догматов;  церкви  останутся
различны, пока будет различен  обряд,  т.  е.  пока  будут  существовать
нации. П. не допускает порицания членами одной церкви членов  другой  за
веру(" каждый верует, как ему сроднее") - но вера в  безусловную  истину
своей религии ведет к тому, что  человек,  убежденный  в  ней,  "считает
своим долгом не только исповедывать открыто свое учение,  но,  в  случае
нужды; и  насильно  навязывать  его  другим".  Согласно  с  этим  П.  не
допускает равноправности церквей в государстве, тем  менее  -  отделения
церкви от государства. Идеалом является  для  него  положение  церкви  в
России. "Религиозная жизнь такого народа как  наш,  оставленного  самому
себе, неученого" - для П. "таинство". "Наше  духовенство  мало  и  редко
учит, оно служит в церкви  и  исполняет  требы.  Для  людей  неграмотных
Библия не существует; остается  служба  церковная  и  несколько  молитв,
которые,  передаваясь  от  родителей  к   детям,   служат   единственным
соединительным звеном между отдельным лицом и церковью.  В  иных  глухих
местностях народ не понимает  решительно  ничего,  ни  в  словах  службы
церковной, ни даже в Отче наш. И однако, во всех этих невоспитанных умах
воздвигнуть, как это было в Афинах,  неизвестно  кем  алтарь  неведомому
Богу. Что "народ наш невежда в своей вере, исполнен  суеверий,  страдает
от  дурных  и   порочных   привычек,   что   наше   духовенство   грубо,