выбил их штыками своей  дивизии и прогнал в лес! Тут навалены кучами убитые
и раненые.  В числе первых лежал  начальник корпусного штаба генерал Ромеф.

Видали ль  вы, в портрете, генерала молодого,  с станом Аполлона, с чертами
лица черезвычайно привлекательными? В  этих чертах есть ум, но вы не хотите
любоваться  одним умом, когда  есть при  том что-то высшее,  что-то гораздо
более очаровательное, чем ум.  В этих чертах, особливо на устах и в глазах,
есть  душа! По  этим  чертам можно  догадаться, что  человек,  которому они
принадлежат, имеет (теперь уже  имел!) сердце, имеет воображение; умеет и в
военном мундире мечтать и задумываться! Посмотрите, как его красивая голова
готова склониться на руку  и предаться длинному, длинному ряду мыслей!.. Но
в живом разговоре о  судьбе отечества в нем закипала особая жизнь. И в пылу
загудевшего боя он покидал свою европейскую образованность, свои тихие думы
и  шел наряду с  колоннами, и был,  с ружьем  в руках, в  эполетах русского
генерала, чистым  русским солдатом!  Это генерал Тучков 4-й.  Он погиб близ
2-го реданта.  Под деревнею  Семеновскою, у ручья, по  названию Огника, под
огнем  ужасных батарей,  Тучков  закричал своему  полку: "Ребята,  вперед!"
Солдаты, которым стегало в лицо свинцовым дождем, задумались. "Вы стоите? Я
один пойду!" Схватил знамя  - и кинулся вперед. Картечь расшибла ему грудь.
Тело его не досталось  в добычу неприятелю. Множество ядер и бомб, каким-то
шипящим  облаком,  обрушилось  на то  место,  где  лежал убиенный,  взрыло,
взбуравило землю  и взброшенными глыбами погребло  тело генерала. Такого же
погребения удостоился,  может быть, и Кутайсов,  которого остатков не могли
доискаться!  Около  этой  поры  смертельно  ранен и  старший  брат  убитого
(отличный  воин) Тучков 1-й...  На этом же  месте и  в это же  время тяжело
ранены  полковники: Дризен,  Ушаков и  Монахтин, которого слова  поместил я
между эпиграфами к моим "Очеркам".

Итак,  вот  рассказ  краткий, неполный  о  битвах  за реданты  Семеновские.
Скрепим его  некоторыми подробностями и еще  раз (не пеняйте за повторение)
поговорим о  делах на этом важном  пункте так, как говорят  о них французы.
Более   всего   я   хотел    бы   избегнуть   упрека   в   односторонности.

Когда большой  редут (Раевского батарея) на  правом (или, вернее сказать, в
центре)  в  первый раз  и  реданты  на левом  крыле  уже  по нескольку  раз
захвачены:  "Подоспей Монбрен,  -  говорили французы,  полагая, что  успели
прорезать нашу  линию, - подоспей он с своею  кавалериею - и сражение будет
наше!" Монбрен  подоспел, и провидение подоспело!  Едва отдал он приказание
ударить на Семеновское, ядро,  пущенное с бокового редута, срезало генерала
с лошади,  и войска остались без предводителя!  Им начался длинный ряд тех,
которые  погибли,  добывая  страшный  редут.  Генерал  Моран  тяжко  ранен.
Ланаберт  занял  его место,  и  Ланаберт убит!  Коленкур, гораздо  позднее,
заступает место Монбрена во всем: в успехе и смерти. Но мы доскажем после о
блестящей  атаке и  роковой  судьбе молодого  генерала. Прежде  всех, здесь
названных,  как  нам уже  известно,  генерал Бонами,  первый, вскочивший  в
центральный редут, получил, как  говорят французы, 21 рану штыками и взят в
плен.   Солдаты  наши,   дивясь  его   храбрости,  сочли  его   за  Мюрата.

Большой центральный  редут был  решительно захвачен. Синие  и пестрые толпы
французов суетились  около пушек;  но два человека,  постигнув всю важность
потери  и рассуждая,  что отнятое  центральное укрепление  может, оставшись
долее  в руках  неприятеля, решить  судьбу целого  дня и отворить  ворота в
самом  центре линии,  положили  по мере  отнять опять  редут  и с  ним ключ
позиции. Поле  далеко было  покрыто рассеянными единицами.  Два человека, о
которых  мы  сказали,  взяли третий  баталион  Уфимского  полка из  корпуса
Дохтурова и  повели его к цели. Одного из этих  храбрых видел я накануне на
большой   батарее  при   Бородине.  Он   был  еще   в  цветущих   летах,  с
привлекательными чертами лица; товарищи и подчиненные не могли налюбоваться
его храбростию,  его воинскими  дарованиями. Глядя на него,  так легко было
вспомнить о молодом паладине  средних веков! И тем легче, тем естественнее,
что великая  битва, где ратовало рыцарство,  закованное в железо, битва при
Креси, происходила  в то же самое  число, 26 августа 1346  года, как и наша
Бородинская!  Юность, осанка,  мужество,  все соединялось  в живом,  бодром
воине:  это был  граф  Кутайсов -  командир всей  артиллерии  при Бородине.
Другой, в летах более  зрелых, осанистый, могучий, с атлетическими формами,
с лицом  и мужеством  львиным, ехал рядом  с названным выше  воином. Им был
генерал  Ермолов,   тогдашний  начальник  штаба.  Оба   в  мундирах  конной
артиллерии.  Не  успели  они   двинуться  с  места,  как  пример  их  начал
действовать благотворно. Единицы стали быстро соединяться в десятки, сотни,
тысячи, и  скоро увидели колонну,  которая не уступала в  длине и плотности
знаменитой колонне  в битве Фонтенейской. Но  эта самосоставная колонна, из
солдат  разных служб,  разных  полков, разных  мундиров, не  имела никакого
единства, никакой  правильности. У ней было,  однако же, единство цели! Два
мужественных вождя, далеко впереди  всех, вели эту толпу храбрых. Французы,
незаконные  владельцы редута,  видели приближающуюся  бурю и не  дремали на
своих трофеях. С фасов редута засверкал ужасный огонь. Великодушная колонна
редела,  волновалась.  Была  минута,  солдаты задумались,  остановились.  И
тут-то Ермолов  употребил средство,  о котором рассказ и  теперь остается в
числе любимых солдатских преданий  о незабвенном дне[22]. По обдуманному ли
намерению  или нечаянно  у  него, как  у начальника  штаба,  случился запас
Георгиевских  солдатских  крестов  в  мундирном  кармане.  Воспользовавшись
минутою, он  вынул горсть крестов, закричал:  "Ребята, за нами! Кто дойдет,
тот возьмет!"  И вслед за тем начал кидать  кресты далеко впереди себя. Это
средство обаятельно подействовало на солдат: они кинулись к крестам и пошли
вперед! Генералы  подвигались скоро, кресты мелькали,  толпа бежала, "ура!"
гремело. И  таким образом,  от креста до  креста, подошли к  самому редуту.
Редут зевнул  дымом и  пламенем, выслал бурю картечи,  брызнул косым дождем
пуль;  ряды  пали, другие  стеснились  и  ворвались в  укрепление. Из  двух
предводителей не досчитались одного: граф Кутайсов исчез! Россия и товарищи
не  могли предать  земле  с честию  его  тела, которого  не доискались  под
грудами  убитых; только  верный  конь его  прибежал к  своим. Генерал-майор
Ермолов ранен в шею, но продолжал сражаться.

Мы  занялись  исключительно  повествованием  о блистательном  подвиге  двух
предводителей  огромной   самодельной  колонны;  но  историческая  верность
требует рассказать, из кого  и как она составилась. В одно время с Уфимским
баталионом генерал  Паскевич ударил в левое крыло  французов. В то же время
генерал  Васильчиков  с некоторыми  полками  12-й  дивизии штурмовал  редут
справа, и  в то же время  еще один генерал, захватя  остальные полки той же
12-й дивизии, обогнул редут сзади.