Тучков после сильного сопротивления оставил деревню Утицу и отступил левее,
на высоту, пристроясь к  дивизии графа Строганова; оттуда открыл он ужасную
пушечную и ружейную пальбу. Поляки задумались.

При  отправлении 8-го  корпуса  вправо был  в виду  стратегический замысел.
Вестфальцам ведено,  подав руку  Понятовскому, стараться выжить  из больших
кустарников егерей наших, оборонявших  промежуток, важный в смысле военном.

Ней хорошо  и удачно предпринял этот опасный замысел.  Удайся он - и корпус
Тучкова  подвергался опасности  быть  отрезанным от  общей боевой  линии, и
неприятель мог  бы разбивать наши реданты  с тылу, и наша  линия могла быть
обойдена.

Но  предусмотрительность Кутузова  помогла делу.  Багговут, заблаговременно
назначенный  на помощь  левому  крылу, подоспел  теперь со  2-м  корпусом и
перетянул  весы на  нашу  сторону. Два  полка из  новоприбывшего  корпуса с
генералом  Олсуфьевым отряжены  на помощь  Тучкову. В разных  периодах, при
разных обстоятельствах  XII-го года, в сражениях,  на трудных переходах, на
биваках  солдатских,  привыкли  видеть  одного  человека  всегда  первым  в
сражении, последним  в занятии  теплой квартиры, которую он  часто и охотно
менял  на  приют солдатский.  Его  искренняя привязанность  к бивакам  ясно
отражалась на  его шинели, всегда осмоленной,  всегда запудренной почтенною
золою  походного огня. Он  был молод,  высок, худощав, белокур,  с голубыми
глазами,  с носом  коротким, слегка  округленным, с лицом  небольшим, очень
приятным; в  обхождении и одежде прост,  стройный стан его небрежно опоясан
истертым  шарфом с  пожелтелыми  кистями. Чудесно  свыклись солдаты  с этим
человеком в серой шинели,  в форменной фуражке! Он любил с ними артелиться:
хлебать  их кашу  и лакомиться  их сухарем.  Никто не смел  пожаловаться на
холод и голод, видя,  как терпеливо переносил он то и другое. Трудно было с
первого раза,  с первого взгляда угадать, что это  за человек? Видя его под
дождем,  на грязи,  лежащего  рядком с  солдатами, подумаешь:  "Это славный
фрунтовой офицер!" Блеснет крест-другой  из-под шинели, и скажешь: "Да он и
кавалер! Молод, а заслужил!"  И вдруг бьют подъем, встают полки, и этот офи
цер (уж не простой офицер!) несется на коне, а адъютанты роятся около него,
и дивизия  (4-я пехотная) его слушает,  и более чем слушает:  она готова за
ним в  огонь и в воду!  Так это уж не  офицер, это генерал, да  и какой! Он
подъезжает к главнокомандующему, к первым сановникам армии, и все изъявляют
ему  знаки особенного  уважения... Видно,  это кто-то больше  генерала? Это
принц  Евгений Виртембергский.  Его дивизия  и удачно и  вовремя подкрепила
кирасир. А  между тем  в том важном  промежутке, в тех  незапертых воротах,
между левым  крылом и главною  линиею на протяжении целой  версты уже давно
разъезжал  витязь стройный,  сановитый.  Кирасирский мундир  и воинственная
осанка  отличали   его  от  толпы  в   этой  картине  наскоков  и  схваток.

Всякий,  кто  знал  ближе  приятность его  нрава  и  душевные качества,  не
обинуясь, готов был причесть  его к вождям благороднейших времен рыцарских.
Но никто  не мог предузнать  тогда, что этот воин,  неуступчивый, твердый в
бою, как  сталь его  палаша, будет некогда  судиею мирным, градоначальником
мудрым и  залечит раны  столицы, отдавшей себя  самоохотно на торжественное
всесожжение  за  спасение  России!!  Это  был  князь  Дмитрий  Владимирович
Голицын!  С помощью  дивизии  принца Евгения  он отстоял  равнину  слева от
деревни Семеновской, живые стены  нашей конницы заменили окопы, которых тут
не успели насыпать. Вестфальцев, замышлявших обойти наших кирасир, прогнали
в  лес.  Все толпы  неприятельские  разлагались  на палашах  кирасир и  под
картечью  нашей  конной  артиллерии.  Вестфальцы  из дивизии  Оксо  и  Таро
начинили  было  своими  колоннами  лес,  который, опушая  левый  бок  наших
кирасир, дозволял  обойти их с края. Уже выказали  обе колонны из лесу свои
головы, но  кирасиры князя Голицына отсекли  те головы. Колонны отшатнулись
обратно в  лес. Но  Брестский, Рязанский, Минский  и Кременчугский пехотные
(2-го корпуса) полки, под предводительством принца Евгения Виртембергского,
бросились на эти колонны,  ущемили их между чащами леса и искололи жестоко,
а лесом овладели. Во  время таких боев с упрямыми немцами Понятовский велел
своим полякам  сделать правое  крыло вперед и добывать  курган с батареек),
которую    защищала    1-я   гренадерская    дивизия   графа    Строганова.

Под  покровительством  40  орудий,  вправо  от  Утицы,  дивизии  Заиончика,
Княжевича  и  конница Себастиани  пошли  в  атаку и,  вопреки всем  усилиям
русских, овладели курганом. С  потерею высокой господственной точки русские
должны были сойти со  старой Смоленской дороги, и армия подвергалась обходу
слева.  Вот почему  Тучков  положил на  мере во  что бы  то ни  стало сбить
поляков  с кургана  и завладеть  обратно потерянным.  Сделано распоряжение.
Тучков  сам  с Павловскими  гренадерами  идет  прямо в  лицо полякам:  граф
Строганов     с    четырьмя    полками     гренадеров:    С.-Петербургским,
Екатеринославским, графа Аракчеева и лейб-гренадерским - атакует их справа,
а   генерал-лейтенант   Олсуфьев,   с   двумя  пехотными,   Белозерским   и
Вильманстрандским, заходит в тыл.  Этим сплошным и дружным движением поляки
сбиты,  и граф  Строганов увенчивает  опять курган нашими  пушками, которые
далеко  провожают   неприятеля.  Но  среди  всех   выгод  русские  искренне
опечалились: храбрый воинственный генерал  Тучков 1-й смертельно ранен. Его
место занял Олсуфьев, пока прибыл Багговут.

Скоро  после Тучкова,  показавшего  столько преданности  к делу  отечества,
приехал на  оконечность левого крыла другой  генерал. Солдаты узнали его по
всему: по  видной осанке,  по известной в армии  храбрости, по телосложению
необыкновенному. При росте значительном он был широк в плечах, дюж и тучен.
Пространная грудь увешана была  крестами. Он разъезжал на вороном аргамаке.
Могучий  конь гнулся  под  седоком, который  напоминал о  древних богатырях
древней  героической Руси.  Проезжая  места, где  храбрый Воронцов  до раны
своей отбивал  с гренадерами неистовые набеги  пехоты и князь Голицын рубил
французскую конницу,  генерал, о котором мы говорили,  - это был Багговут -
разговаривал с артиллеристами: "Жарко у вас!" - "Греемся около неприятеля!"
-  отвечали ему.  Вот образчик  разговоров между  чащами штыков,  под бурею
картечною.  И действительно,  там  было жарко!  Там русские,  говоря языком
старых   преданий,   парились   в   банях  кровавых   железными   вениками!

Представив столько общих больших картин, я заимствую одну частную (из книги
"Рассказ артиллериста о деле Бородинском"), в которой как наяву увидим, как
и  в каком  духе сражались  наши артиллерийские офицеры:  "Достигнув пешком
(лошадь  под  ним была  убита),  -  говорит почтенный  сочинитель книги,  -
достигнув батареи  Вейде, я увидел храброго  офицера с простреленною рукою.