останутся на долю тем, кто захочет почтить его память, продолжив работу с того
места, где он остановился.
 Но прежде, чем я обращусь к моей главной задаче, я должен сказать несколько
слов о природе наших отношений. Честь, оказанная мне вашим почтенным
университетом, который попросил меня выступить по этому грустному поводу,
требует объяснить ограниченность моих возможностей. Впервые я встретил Бруно
Леони 14 лет назад в Чикагском университете, где я тогда преподавал [с 1950 по
1962 год Хайек входил в Комитет по социальной мысли Чикагского университета,
где он вел регулярный семинар по разным проблемам социальных наук -- амер.
изд.], а он туда приехал, я полагаю, чтобы, главным образом, основательнее
познакомиться с англо-американским правом и политическими институтами. Мы
вскоре обнаружили, что по множеству пунктов наши интересы и идеалы сходятся, а
в результате он вошел в эту международную организацию ученых и публицистов,
исследующую условия сохранения индивидуальной свободы, в общество Монт
Пелерин, которое я организовал за несколько лет до этого и которому он
впоследствии посвятил так много времени и энергии. Лет десять назад мы еще раз
столкнулись в Калифорнии, в колледже Клермонт, на семинаре по проблемам
свободы, где он читал курс лекций Свобода и право, о котором я расскажу затем
подробнее. [Это был семинар института свободы и конкурентного
предпринимательства в июне 1958 года. Лекции были изданы -- Freedom and the
Law (Princeton, N.J.: D.Van Nostrand, 1961; reprinted, Los Angeles: Nash,
1972). -- амер. изд.] Тогда я впервые увидел способность Бруно Леони
вдохновлять аудиторию, его неустанную готовность день и ночь обсуждать
интеллектуальные проблемы, и его страстный интерес к жизни, который заставлял
его использовать все предлагаемые обстоятельствами возможности для учебы и
наслаждения. В связи с этим я позволю себе припомнить небольшой эпизод. Мы,
преподаватели семинара, были достаточно заняты и ценили те три часа после
полуденного приема пищи, когда у нас не было определенных обязанностей. Когда
Бруно Леони стал регулярно исчезать в эти часы, мы сделали естественный вывод.
Но как мы были неправы! Он нашел возможность брать уроки пилотирования на
соседнем аэродроме и использовал часы отдыха для управления самолетом!
 Вскоре после этого я опять пересекся в Соединенных Штатах с Бруно Леони, на
этот раз не лично, а в качестве преемника, наблюдавшего оставленное им
глубокое впечатление: в 1961 году я сменил его в качестве заслуженного
внештатного профессора в Центре исследований по политической экономии имени
Томаса Джеферсона Виргинского университета.
 Но еще прежде мы тесно сошлись благодаря бесценным услугам, оказанным им в
период кризиса уже упомянутому мною международному обществу, для которого он
стал и оставался до своей смерти движущей силой. Поскольку Бруно Леони не имел
отношения к началу конфликта, я не буду здесь говорить о природе этого
кризиса, который возник, как это может случиться в любой группе, из-за
некоторого несходства темпераментов, но в свое время угрожал разрушением
общества.
 Избранный секретарем в разгар конфликта, и некоторое время после отставки
президента будучи ответственным за дела, он твердой рукой ввел его в более
спокойные воды и в новый период расцвета деятельности. Организованные им
ежегодные собрания в Турине, в Кнок-сюр-мер в Бельгии, в Семмеринге в Австрии,
в Стреза, в Токио и в Виши были самыми успешными из всех. Только 6 месяцев
назад на последней встрече в Виши он был под общие приветственные возгласы
избран президентом, став преемником Фридриха Лутца, Джона Джейкеса, Вильгельма
Рёпке и меня. Каким ценным приобретением он был для общества, мы начинаем
понимать только теперь, когда перед нами столь трагично встала задача найти
ему преемника.
 Теперь я должен обратиться к его научной и литературной деятельности, из
которых я хорошо знаю только опубликованное на английском и, лишь немного, на
итальянском.
 Бруно Леони был одним из тех все более редких людей, которые обладают
мужеством для выхода за профессиональные границы и пытаются увидеть проблемы
общества в целом. При его поразительной энергии и быстроте восприятия, он
сумел избежать опасности дилетантизма, которая так часто сопутствует широте
интересов. Конечно, в первую очередь он был юристом, и, насколько я понимаю,
был очень удачлив в юридической практике. Но даже в области права он был
философом, социологом и историком права не в меньшей степени, чем мастером
права. Он был также видным исследователем политики, что совершенно естественно
для такого как он учителя конституционного права, столь интересующегося
историей идей. Он также внес вклад в развитие политической науки в Италии и за
рубежом основав обзорный журнал "Il politico", редактором которого он был
многие годы. Но это никоим образом не исчерпывает широту его любознательности;
я могу свидетельствовать, что он был далеко не посредственным экономическим
теоретиком, и показал глубокое понимание некоторых методологических
трудностей, созданных в этой области современным развитием.
 Это, конечно, было тесно связано с другим его главным занятием, которое я
оставил напоследок -- с общей философией науки. Если я не ошибаюсь, он был
одним из основных организаторов и одним из активнейших деятелей Centro di
Studi Metodologici, и работа здесь привела его к фундаментальным проблемам
общей философии.
 Список публикаций показывает всю широту его интересов. В лежащем передо мной
списке больше 80 публикаций, из которых более 70 относятся к последним 20
годам. Большая их часть трудно доступна иностранцу и я с ними не знаком. Я
надеюсь, что кто-нибудь соберет наиболее важные публикации в один том, чтобы
почтить его имя. [Сборник работ Леони был подготовлен Pasquale Scaramozzino и
опубликован в Италии как Omaggio a Bruno Leoni (Milan: A.Giuffre, 1969). --
амер. изд.] Следует особенно пожалеть, что он не нашел времени подготовить к
публикации оригинальный и многообещающий первый том Lezioni di Filosofia del
Diritto, изданный им на мимеографе в 1949 году для своих студентов, который
посвящен истории мысли в классической античности. Особенно интересным и
заслуживающим развития мне представляется его трактовка отношения между
"physis"и "nomos" в мышлении древних греков. Судя по моему неполному знанию
его работ, представляется, что наиболее важной была та, которая пока что
опубликована только на английском и испанском [Имеется в виду Freedom and the
Law, op. cit. Испанское издание La Libertad y la Ley (Buenos Aires: Centtro de
Estudios Sobre la Libertad, 1961). Английское издание 1972 года с предисловием
Артура Кемпа содержит некоторые дополнительные биографические материалы о
Леони. -- амер. изд.]; здесь открыто и намеками определено будущее развитие,
подняты вопросы, на которые теперь придется отвечать нам, его друзьям и
поклонникам. В этой главной книге так много неординарного, и даже прямо
противоположного общепринятому, что есть опасность, что она не будет принята с
той серьезностью, которой заслуживает, или будет вовсе отвергнута, как
капризная спекуляция человека, который был не в ладу со своим временем.
 Утверждение, что изобретение законодательства было ошибкой и что миру