произволом создав судьбу всего  живущего.  Исполняй волю  творца,  который
заранее все решил без тебя, - так верили ромеи.
     Своей волей жил  россич,  а  на  небе находил твердую опору для новой
жизни после неизбежности смерти.
     Пора,  пора!  Играть так играть нам в  широкой равнине империи Теплых
морей,  скакать против ветра,  тягаясь в силе, в умении с ромеем в прочных
латах, усевшимся на тяжелую лошадь.
     Одинаково быстрыми отлетят и полные и пустые годы.  Не заметишь,  как
грузная  старость  растворит  силу,   окаменит  суставы.  Забудутся  лица,
рассыплются имена,  потухнет страсть,  но то, боевое, не изгладится. И кто
испытал -  никогда не  забудет сильной силы всадника,  спешащего к  боевой
схватке.
     Покинув  заводных  коней,  россичи  пустились навстречу левому  полку
ромеев,  который шел  для  охвата уже полным махом растянувшихся в  скачке
коней.
     Наблюдая за движениями противника,  комес Асбад,  который оставался в
центре  главных  сил,  ликуя  от  ожидаемого  успеха,  послал  двух  своих
ипаспистов на  быстрых  аравийских жеребцах к  правому полку  с  приказом,
чтобы тот еще более отклонился, зашел бы в глубокий тыл скифов ловить тех,
кто будет спасаться на запад.
     Левый же  полк так спешил,  что уже расстраивал ряды.  Это не порок в
конном ударе, а неизбежность. Заражаясь стремлением пылких коней и горячих
всадников,  разгорячаются холодные и,  соревнуясь, участвуют в скачке всем
духом и телом.
     Потому-то начальники с  древнейших времен и  до самых недавних искали
себе сильнейших и смелейших коней.
     И  прытко и  зло  скакал навстречу скифам комес  левого полка  ромеев
Геронтий, в прошлом, как и Асбад, ипаспист самого Юстиниана Божественного.
В золоченом железе,  с лицом под забралом, он спешил далеко впереди своих,
но чувствовал даром вождя, как тянет он своим порывом всех за собой, будто
к  каждому всаднику из полутора тысяч прицеплена нить от плеча полководца.
Нить укорачивается,  укорачивается - свои поспешают, стремятся догнать, ни
один не оставит вождя одиноким,  все верны! Геронтий, ощущая, как трясется
земля от насилия массы конных, поднял руку с длинным мечом:
     - Ника! Ника! Бей, побеждай!
     Десять,  девять,  восемь,  семь, шесть, пять, четыре! Стадии отлетали
каплями ливня. Геронтий оглянулся. Полторы тысячи всадников лучшей конницы
империи мчались за ним решительно, сильно. В нем, в вожде, вся их мощь!
     А скифы?  Что? Они как будто медлят? Их строй разделился, вытянулся в
глубину! А, трусы затягивают повод, чтобы подставить под удар смелых!..
     Навстречу Геронтию в  мгновенья,  когда мысль перестает воплощаться в
медленные слова,  летел скиф.  Слагались два стремленья - воли и мускулов,
превращая ощущения в полет. Коричневый варвар раздувался, разрастался, как
исполин.
     Прошло время,  когда подобное еще вызывало в Геронтии невольную дрожь
сомнения в себе. Зрелый воин умел не помнить страха перед миражем схватки.
Он всем телом знал,  что и сам он в молниях доспеха и оружия,  тяжелый, но
легкий в движениях,  на высоком коне,  -  и сам он кажется врагу еще более
быстрым, еще более страшным.
     Прямо, прямо! Только бы этот не сумел увернуться!
     Изготовив кривой меч  для  удара  навстречу и  снизу вверх,  Геронтий
легким нажимом ноги послал коня чуть-чуть влево,  на один волос, на тонкий
волосок,  чтобы,  съезжаясь с  варваром правым  плечом,  дать  больше шири
размаху.
     А!  Скиф испугался!  Как тот гот под римской стеной... Он взял влево,
но  опоздал,  затянулся,  ему  не  уйти!  Геронтий умел  рубить и  налево.
Опершись  на  левое  стремя,  комес  выгнулся  с  расчетом  не  разума,  а
послушного тела:  так!  Последняя  четверть  клинка  захватит  левую  щеку
варвара.  Описывая полукруг снизу вверх, клинок просечет челюсть, скулу и,
чтобы уйти через расколотый лоб, высоко взбросит сорванный шлем.
     - Ника!  Ника!  Побеждай,  убивай!  -  И  Геронтий выдохнул,  как ему
показалось,  прямо  в  лицо  скифу  воинский  крик-оскорбленье  победителя
побежденному: - Труп, труп!
     Небо пошло вниз, земля сделалась небом, по которому спешили-спешили в
частом  переборе конские  ноги  с  нависшими с  конских  животов  длинными
ступнями людей.  И  ремень подпруги на  лошадином брюхе.  И  развевающиеся
хвосты,  как камыш на фракийских болотах под Тзуруле в осеннюю бурю. И все
летели,  и все бежали,  все более перекашиваясь, все более кривясь, катясь
вбок,  ложась на бок, как колеса, оторвавшиеся на полном ходу. И катились,
кренясь и кренясь,  лошади,  копыта, колеса и лица с прядями длинных усов.
Гремел  гром,  тысячи  свечей  блистали,  как  крестный  ход  округ  Софии
Премудрости,  и свечи трещали так, что раздирались кости, и молния ударила
в череп. Тишина, тишина. Покой.
     Отбив одной рукой руку ромея,  другой Ратибор скосил блестящего,  как
жар-птица, смелого всадника и, еще крепче обжав ногами гнедого, послал его
левее,   уходя  с  дороги  стремительно  навалившегося  строя  тзурульской
конницы.
     Добрые воины, скачут хорошо, строй умеют держать! Ратибор не ощущал к
ромеям ни гнева,  ни злобы.  Для него они были чужие, он пришел воевать, и
ему,  обоерукому воину, хотелось бы сгоряча врезаться в ромеев, как коса в
сочную  траву,  посечь  живые  колосья,  смешать,  разогнать.  Так  сокол,
ударивший  в  стаю  гусей,  сбивает  их,  возгордившихся прочностью живого
клина.  Бремя  власти  заставило  походного  князя  отказаться от  бранной
забавы.
     Сегодня не  будет схваток грудь с  грудью.  Ратибор вынесся на холм и
будто забыл ромейский полк,  который катился уже  сзади него плотный,  как
обвал, взъерошенный копьями и мечами. Где другие?
     Второе крыло ромейского войска в своем движении на запад приближалось
к завершению цели. За свою удачу ромеи заплатили длинным пробегом. Взяв от
лошадей  буйной  вначале скачкой свежесть сил,  сейчас  обходный полк  шел
шагом,  растягиваясь с  очевидным  намерением перехвата бегущих  россичей,
когда их разбросает левое крыло и отбросят главные силы.
     Ядро  ромеев  ожидало,  но  не  праздно.  В  конной  массе  появились
просветы.  Живая  стена  строила  себя  в  готовности и  стянуться  и  еще
расшириться.
     Главная сила ромеев давала россичам время дышать,  как  не  спешат на
бойне обрушить удар молота на череп быка, за которым замкнули ворота.
     Ратибор оглянулся на  своих.  Сегодня строго  велено  было  никому не
увлекаться игрою меча, палицы, чекана и сабли.
     Походный  князь  постиг  замысел  ромейского воеводы.  Крыло,  пробив