Топере пленных из  числа  ныне  вторгнувшихся варваров вздернули девятерых
преступников  из   числа   заключенных   в   городской   тюрьме   злостных
неплательщиков  налогов.  Логофет  Топера  Гордий,  человек  образованный,
произнес двустишие из Гомера:

             Петлей шею стянули, и смерть их быстро постигла;
             немного подергав ногами, все разом утихли.

     Варвары же были испуганы,  они метались,  размахивали оружием и нечто
кричали, постигая силу империи.
     Затем городские коластесы-палачи на виду у  варваров принялись рубить
ноги,  руки и головы у других, обреченных быть казнимыми для общей пользы.
Обрубки сбрасывались вниз. Стену залило кровью.
     Казни вызвали у  осажденных необычайный подъем духа,  а  варвары были
охвачены ужасом.  Они,  жалкая кучка пеших разбойников, отставшая от своих
по варварской глупости,  отступали и отступали по широкой дороге, которая,
уходя от города на северо-восток,  вела вдоль предгорий Родопов,  к  устью
Гебра. По ней они пришли, по ней думали исчезнуть безнаказанно.


     Мал первым заметил, что на стене не оставалось более солдат-латников,
к виду доспехов которых россичи успели привыкнуть. Спешенные сотни Крука и
Мала ускорили шаг.  Они были уже в  версте от  Тонера,  но  ликующие крики
ромеев еще были слышны.
     Полторы или  две  сотни всадников выскочили из  темной арки городских
ворот,  а вслед за ними -  пешие солдаты.  Город,  которому надоела осада,
вытолкнул их, как стаю гончих собак.
     Конные были добровольцы из подданных; каждый получил доспехи и оружие
из  тощего  арсенала  префектуры взамен  письменного обязательства вернуть
имперское имущество в целости, возместив возможную порчу.
     Акинфий не  хотел  больше ждать.  В  переполненном городе не  хватало
воды. Летом уровень воды в колодцах понижался. Чтобы удовлетворить кое-как
дополнительную потребность,  префект поставил стражу у  колодцев,  которая
выдавала воду.  Не  хватало  дров  и  угля  для  приготовления пищи.  Даже
свободные и  не  из малоимущих питались зерном,  мучной болтушкой и  сырым
мясом, натертым солью.
     Цены  на  хлеб поднялись в  пять раз,  на  дрова -  в  десять.  Овощи
продавались втайне.  Единственно дешевым  было  мясо  -  скот  издыхал  от
дурного содержания.
     В Топер согнали двадцать тысяч,  может быть,  больше, сельских рабов,
диких,  как обезьяны,  которых изредка привозили из-за нильских катарактов
для  потехи  на  византийском ипподроме.  Многие  из  рабов  были  навечно
закованы.  Городские эргастулы -  тюрьмы для рабов -  были так набиты, что
несчастные погибали от  недостатка воздуха.  Потери приводили владельцев в
ярость.
     Четвероногую и двуногую "падаль" зарывали, где придется, во дворах, в
садах.  Навоз  и  нечистоты некуда было  вывозить.  Завалы навоза породили
мириады мириадов сине-зеленых мух. Топер смердел, как нечищеный свинарник.
     Некоторые уже  умерли от  острых болей в  животе.  Боялись язвы-чумы,
которая, как известно, зарождается от тесноты и нечистот.
     Гарнизон  Топера,  вобравшего пятнадцать застав  с  имперской дороги,
достигал двух когорт полного состава, по триста шестьдесят мечей в каждой.
     Семнадцать дней  город  был  осажден страхом,  один  день  -  конными
варварами и четыре -  шайкой пеших. Топер истекал не кровью, а гноем. Пора
кончать.


     Добровольные конники храбро выскочили из  ворот,  мужественно одолели
две парные стадии,  смело -  две следующие.  На пятой они начали подбирать
поводья и  на  шестой  остановились,  чтобы  подождать пехоту.  Неразумная
лихость ведет к поражению даже солдат.
     Солдаты   поспешали  широким  шагом.   Легат,   командовавший  обеими
когортами, знал округу Топера, как собственный щит.
     После нескольких извилин между холмами дорога подходила к  горам и  в
сорока стадиях от  Топера охватывала петлей берега щели.  Через щель  была
тропа, доступная пешим. Путь сокращался в несколько раз.
     Легат  не  надеялся догнать  варваров,  а  к  добровольной коннице он
относился с презрением человека, прожившего в строю двадцать лет.
     Он  решил  отрезать  варварам путь  к  отступлению,  воспользовавшись
тропой через ущелье. Тогда и соломенная конница окажется силой.
     Загаженный Топер  отравлял не  одних  рабов  в  гнойниках эргастулов.
Ядовитые испарения,  как мухи,  проникали всюду.  В  последние дни гнусная
зараза вторглась в казармы. Обе когорты уже потеряли одними умершими сорок
мечей. Пора очистить округу.
     Преследуемых и  преследователей разделяли три  стадии.  Расстояние не
сокращалось и не уменьшалось, будто врагов связывала веревка.
     Топер исчез за лесистыми холмами.  Здесь начало петли.  Легат видел -
варвары миновали тропу.  Исполнившись надежды на успех,  легат послал свою
вторую когорту, ослабленную, вслед коннице. А сам во главе первой свалился
вниз, в обход.
     Быстрей!  Быстрей!  Хватаясь за грабы, дубы, орешник, ольху, которыми
густо зарос влажный овраг, солдаты сбегали с кручи.
     Торопись, торопись!
     Взбираться было труднее.
     Каска,  панцирь,  поножи,  поручень...  Щит  -  солдатское спасение и
солдатское проклятье вместе.  Меч,  кинжал, дротик. Иные священники, давая
солдату отпущение,  говорили, что грех пьянства, сквернословия и обжорства
бог прощает защитникам христианства и без покаяния за тяжесть доспехов,  и
оружия.
     Увлекая своим примером, легат первым выбрался на дорогу, неровную, но
широкую, вымытую дождями, перепадавшими в дни осады. На ней не было свежих
следов.  Легат  опередил варваров.  Вот  и  они.  Легат отступил за  стену
деревьев.  Хорошее место для засады.  С одной стороны бок горы, с другой -
щель.
     Варвары в клещах, они погибли.


        6

     Легат видел - славяне почему-то остановились, не дойдя двух стадий до