рексом из-за его слабодушия. Но это случилось позже, позже, позже...


     Две круглые башни и  одна остроугольная.  Желтоватый камень в потеках
старой  грязи  и  птичьего  помета.  Странное название Азинарии -  Ослиные
ворота.
     Дождь кончился.  Над  стенами еще  плыли серые стога облаков.  Крепко
пахло мокрой лошадью,  мокрой кожей и  еще чем-то -  Римом.  Другие города
пахли иначе.
     Простреливая воздух,  пронзительно свистели ласточки. Голуби взлетали
из-под копыт. Римляне взбрасывали правые руки с криком:
     - Осанна! Осанна! Эвое!
     Белые  тоги,  лавровые венки  сенаторов.  Расшитые ризы  духовенства.
Влажные доспехи в каплях святой воды.
     - Ты помнишь, старик? - спросил Индульф Голуба.
     Ильменец отмахнулся.  Что помнить! От всего остались последняя ночь и
последняя битва наутро.
     Индульф не жалел ничего.  Явись к нему ромейский бог,  способный, как
говорят,  сотворить любое чудо,  Индульф в  своей жизни не  изменил бы  ни
одного часа. Что было - было.
     Была  великая равнина реки  По,  империя воды,  страна светлых озер с
лилиями, белыми как женская грудь. Длинные отмели серых песков в низеньких
лопухах, серебристые ивы, чья листва напоминает маслины.
     Ромеи  рассказывали:   здесь  прячутся  внуки  таинственного  Протея,
старого бога пресных вод Италии. Теперь они дьяволы. Ромеи глупы.
     Дятел  долбил голое тело  сухого платана.  В  зеленой тени  горбатого
моста ходили громадные рыбы, совещаясь о жестокой жизни людей. Там Индульф
встретил девушку, похожую на Амату. Потом нашел ее тело.
     Около  По,  за  пределами смешения сладких  и  горьких  под,  море  -
лилово-голубое. Скалы - цвета фиалок. Кажется, там кто-то сказал Индульфу:
"Нет  большей глупости,  как  устраивать собственное счастье".  Индульф не
помнил лица того человека.
     Внизу,  в  рыжем ущелье,  кружились два коршуна.  Память изменяет.  И
мост,  и девушка,  напомнившая Амату,  и тело ее,  неизвестно кем лишенное
жизни, - все было в горах, а не у берега По.
     Индульф владел ромейской речью,  как прирожденный эллин, италийской -
как римлянин. Он едва не забыл свою речь.
     Как кабаны в  стае собак,  на площади Августа несколько человек ждали
Велизария с  неподвижностью статуй  старых  богов  и  мертвых императоров.
Римляне  не  решались наложить руку  на  вождя  бежавшего гарнизона готов.
Старый Левдерий,  которому новый рекс Италии,  Виттигис,  поручил защищать
Рим, решил сдаться ромеям. Из стыда за своих, как понял Индульф.
     С этого дня началось разрушение Рима и гибель римлян.  Солдаты рубили
деревья где придется. Велизарий приказал чинить городские стены. Для этого
ломали дома. Римляне удивлялись: кто защищается, тот не победит.
     Велизарий приказал свозить в  Рим  хлеб  и  пригнать из-за  стен  все
стада.  В городе, который казался Индульфу целым, половина уже была занята
пустырями,  на которых косили сено, сеяли хлеб, разводили овощи. Для скота
нашлось много места.
     Может быть,  падение Рима началось с  расправы над  папой Сильверием,
который многое сделал, чтобы устелить коврами путь ромеев в Рим.
     Позор папы Индульф видел своими глазами.  Что  было ему до  преемника
апостола Петра!  Индульф привык у  себя чтить стариков.  Этого притащили с
обнаженной головой,  в  разорванной рясе,  с окровавленным ртом.  Его щека
раздулась от  удара  кулаком.  Ипасписты Велизария не  терпели возражений.
Папа  вообразил,  что  солдаты  не  посмеют прикоснуться к  главе  церкви.
Сильверий был  неугоден Феодоре,  не  отказывавшейся от  мысли  объединить
кафоликов и монофизитов.
     Антонина  нежилась  в  кровати,   Велизарий  сидел  у  ее  ног.  Жена
полководца   с   увлечением   исполняла   волю   базилиссы:    зазнавшийся
первосвященник кафолической Церкви узнает тяжесть руки Власти.
     - Старый  осел,  -  сказала  папе  наперсница Феодоры,  -  отныне  на
собственном хребте ты познаешь вечную истину: кто не гнется, того ломают!
     Прокопий говорил:
     - На  чьей стороне Судьба,  того неудачные даже действия обращаются в
победы.
     Удачи,  неудачи...  Индульфу удавалось все.  Велизарий отдал под  его
команду славян из бывшего отряда Рикилы Павла.  Ромейская конница носилась
по  средней и  южной  Италии.  Готы  бежали перед  именем Юстиниана -  как
Велизарий доносил Божественному.
     Собрав  силы,  рекс  Виттигис перешел с  десятками тысяч  готов  реку
Рубикон, которая впадает в Адриатику близ города Белларии. Это была старая
граница собственно римских земель.
     Осада  готами  Рима  длилась  полтора  года.  Семьдесят сражений  под
стенами.  Их  считал Прокопий.  Индульфу не  было дела до  числа схваток и
битв.
     Тяжелые,  неповоротливые готы.  Они  не  умели  биться стрелами.  Они
нападали плотными рядами латной конницы.  Отряды герулов,  гуннов,  славян
расстреливали готов прежде,  чем им  удавалось взяться за  мечи.  А  когда
готы,  не щадя себя, наваливались слишком рьяно, конные стрелки уходили за
стены города.
     Знать бы Индульфу тогда то, что он знает теперь...
     Готы истекли кровью,  обессилели. Начались переговоры, бесплодные для
них  и  опасные потерей времени.  Готы голодали:  слишком трудно подвозить
сушей  продовольствие для  большого  войска.  Виттигис ушел  на  север.  В
могилах  осталось тридцать тысяч  убитых  в  бою.  Умерших от  болезней не
считали.
     Голод и  болезни убили в осажденном городе сто тысяч римлян.  Изменив
готам,  римляне думали,  что  ромеи пришли освободить Италию от  варваров.
Юстиниан же хотел восстановить Римскую империю. Это - другое...
     Римляне потерпели участь изменников,  а  готская кость  сломалась под
Римом.
     Походы,  стычки,  сражения во всей Италии.  Войско жило -  где и жить
солдату, как не на войне.
     Ромеи ходили по  Италии не  так,  как  в  первом походе из  Региума в
Неаполь и от Неаполя в Рим.  Тогда армия была хорошо снабжена, а Велизарий
и начальники не уставали твердить: "Мы на имперской земле".
     Потом брали не разбирая.  Все стали чужими.  Солдату нужна пища, корм
коню и  добыча,  добыча.  Индульф не  помнил,  когда же  впервые он увидел
умирающих от голода.  Впоследствии их становилось меньше,  меньше:  Италия