ученика  вызвало  гневный  протест дальновидных ученых:  по  какому  праву
ничтожество,  ровно ничем себя не утвердившее в науке,  осмеливается?  Что
будет  дальше?  И  с  наслаждением добродетели,  уличившей  порок,  ученые
выгнали наглого.
     Родись Фынь Мань в  семье,  с трудом добывающей на рис себе,  истощая
силы содержаньем будущего ученого,  он был бы скромнее,  не для вида - что
ненадежно,   -  но  всею  душой.  Фынь  Мань,  сын  ученого,  не  рисковал
преждевременной   могилой   сановного   отца.   Досыта   кормясь   крохами
родительского стола,  Фынь  Мань  питался  и  семейной мудростью,  получая
наставления  годами  и   приказы  перед  длинным  месяцем  государственных
испытаний.  Безусловная покорность отцу  есть  одна из  основ Поднебесной.
Позор сына был также нарушением сыновнего долга.  Преступник был проклят и
выброшен на улицу пинками старательных слуг.  Как случается часто,  сын не
понимал,  а  отец не  мог  допустить мысли о  том,  что  пошлость старшего
снабдила младшего ростками мерзкого вольнодумия.
     Не   умея  что-либо  делать  руками  и   ничего  не  зная  о   жизни,
тридцатилетний Фынь  Мань,  растерявшийся  и  голодный,  пустился  просить
милостыню.  Через два-три дня он едва не лишился жизни: в книгах ничего не
было о союзе нищих, права которого Фынь Мань неосторожно нарушил.
     Несчастного  подобрал  вор,  прельщенный лоском,  еще  видным  из-под
нараставшей коросты  грязи.  Воры  тоже  объединялись тайным  сообществом.
Чтобы  получить  права  сочлена,   следовало  пройти  науку  и   выдержать
испытания. Неловкий Фынь Мань был отвергнут и здесь.
     Объявленный набор солдат спас жизнь Фынь Маня, которой угрожали сразу
голод,  длинное  шило,  которым  союз  нищих  расправлялся с  нарушителями
монополии,  и  плаха,  куда  Фынь  Маня  толкнули  бы  либо  неопытность в
нарушении законов,  либо сами воры по тем же соображениям,  по каким нищие
пускали в  ход шило,  а также по дополнительным:  судьи становятся излишне
деятельными,  когда  число  нераскрытых  преступлений  превышает  какую-то
норму...
     В  солдатах неудачливый ученый,  а  также неспособный вор и стал Фынь
Манем, скрывшись от отца: тот мог подать некий знак, узнав, что сын вконец
опозорил родовое имя.
     И  здесь Фынь Мань оказался неудачником.  Глядя на  мир из-за широкой
отцовской спины,  он воображал,  будто все низшие, невежественные почитают
ученых.  Так  оно  и  было.  Но  низшие нуждались в  осязательных приметах
учености, поэтому и товарищи, и начальствующие сумели укротить самозванца.
Уподобленный псу,  Фынь Мань лизал солдатские миски,  упражняясь в истинно
собачьем подобострастии.
     Самой легкой считалась служба в коннице - конника возила лошадь, а не
собственные ноги,  как в пехоте.  Самой трудной -  около боевых машин, где
приходилось работать,  да еще рискуя либо получить увечье, либо жизнью и в
мирные  дни.  Через  три  года  Фынь  Маня  перевели к  машинам.  Тут  ему
пригодились не  науки -  ни  сами  машины,  ни  обслуживающие их  люди  не
занимаются  философскими  рассуждениями,  -  но  память.  Изучение  цзыров
развивает способность запоминать и  мысленно  видеть  даже  самые  сложные
сочетания рычагов, тяжей, блоков, в чем Фынь Мань убедился, к собственному
удивлению и к удовольствию начальников.
     Из ста тысяч сусликов не слепишь и одного верблюда,  а из всех ящериц
Поднебесной -  самого маленького дракона. Среди невежественных начальников
и  товарищей  Фынь  Мань  оказался  единственным верблюдом  или  драконом.
Обучившись многому,  он  постиг драгоценность скромности.,  Вскоре -  года
через  четыре  -  Фынь  Мань  получил  высокое  звание  младшего помощника
четвертого заместителя начальника боевых  машин  войска провинции.  Машины
нравились   Фынь   Маню.   Он   занимался   незаметными  для   начальников
усовершенствованиями и сочинял для себя способы защиты городов и нападения
на них.  Но втайне,  ибо начальники обидчивы,  и самое большое оскорбленье
для них - умные подчиненные.
     Один  из  таких  способов Фынь  Мань  предложил великому монгольскому
хану: повалить стену через подкоп. Как? Через подземный ход из-под подошвы
стены  уносят землю,  а  стену снизу подпирают столбами.  Столбы поджигают
сухой щепой,  залитой маслом.  А будет ли дерево гореть под землей? Будет,
дым потянет через другой ход.
     Тенгиз велел хорошо кормить Фынь Маня, а к работам приставить охрану.
Фынь  Маню  позволено было набрать из  пленников сколько будет нужно.  При
успехе великий хан обещал полезным сунам награду и постоянную службу.
     Тенгиз  навещал  работы  -  дело,  не  виданное им.  Суны  сновали  с
удивительной для монголов ухваткой -  как муравьи. Слабосильные, они часто
сменялись,  отдыхали, хватая воздух разинутыми ртами, почти голые, тощие -
все  ребра наружу,  и  все  же  облитые потом.  И  опять ползли,  скребли,
сверлили,  грызли,  и  усмиренная земля лилась непрерывной почти струей из
подкопов,  начатых сразу в четырех местах.  Переползая один через другого,
там,  в глубине,  суны, наверное, переплетались, как змеи. Подкопы глотали
доски,  короткие и  длинные бревна,  выбрасывая землю и  будто бы насмерть
замученных сунов, задыхающихся, облепленных жидкой грязью из пыли и пота.
     На третий день великий хан привел с  собой младших братьев,  приказав
явиться начальникам тысяч  и  сотен.  Входы  в  подкопы были  заслонены от
Су-Чжоу камнеметами. Фынь Мань, желая все предусмотреть, завесил камнеметы
сшитыми  шкурами  коров,   лошадей,  верблюдов.  Шкуры  поливали  водой  -
осажденные пытались  поджечь  машины  горящими стрелами.  Чтоб  не  выдать
замысел, выброшенную землю отвозили ночами подальше.
     Монголы теснились молча,  не выдавая изумленья перед ловкостью сунов.
Каждый,  сидя в седле, перерубил бы один всех этих сунов в чистом поле. Но
того, что здесь делали суны, монгол не умел и не хотел уметь.
     Через четыре дня великий хан смог дойти под землей до подошвы стены и
своей  рукой дать  пощечину ненавистному камню.  Масляные светильни горели
под землей ясно,  как в  юрте,  и  пламя отклонялось от  тяги.  Проход был
узенький.  Тенгиз  шел  согнувшись,  доставая руками до  земли.  Тогда  же
Тенгизу открылись препятствия:  в Поднебесной много городов,  больших, чем
Су-Чжоу. Какие взять сначала, куда идти потом и каково множество подданных
Сына Неба,  которым пугал Хао Цзай,  бывший правителем Туен-Хуанга? Против
сунов будут нужны суны же...
     Взяв в  ханскую юрту Фынь Маня,  великий хан  приказал ему  говорить.
Тот, больше дивясь, чем ликуя, взлету своей странной судьбы, старался дать
монголу,   что  мог.  Что  оставалось  Фынь  Маню?  Прилепиться  к  новому
господину,  заслужить жизнь,  еще  раз  сбросить старую кожу.  Было и  еще
нечто,  тревожившее Фынь Маня часто,  но  не более,  чем гвоздь в  сапоге:
колет,  когда наступишь,  но можно терпеть. Вскоре после начала солдатской
жизни Фынь Маня его  отец,  сановный ученый Чан Фэй,  получив повышение на
государственной службе,  был назначен правителем Су-Чжоу. Сидя на телеге с