дымились в развалинах:
   отцы, матери, друзья оплакивали убитых: но легкомысленный народ
совершенно успокоился, ибо минувшее зло казалось ему последним.
   Князья южной России, готовясь идти на Моголов, требовали помощи от
Великого Князя Георгия. Племянник его, Василько Константинович, шел к ним
с дружиною Ростовскою и стоял уже близ Чернигова: там сведал он о
несчастии их и возвратился к дяде, благодаря Небо за спасение жизни и
воинской чести своей. Не предвидя будущего, Владимирцы утешались мыслию,
что Бог избавил их от бедствия, претерпенного другими Россиянами. Георгий,
некогда уничиженный Мстиславом Галицким, мог даже с тайным удовольствием
видеть его в злополучии:
   долговременная слава и победа сего Героя возбуждала зависть. - Но скоро
несчастные для суеверных знамения произвели общий страх в России (и во
всей Европе). Явилась комета, звезда величины необыкновенной, и целую
неделю в сумерки показывалась на Западе, озаряя небо лучем блестящим. В
сие же лето сделалась необыкновенная засуха: леса, болота воспламенялись;
густые облака дыма затмевали свет солнца; мгла тяготила воздух, и птицы, к
изумлению людей, падали мертвые на землю. Вспомнили, что в княжение
Всеволода I было такое же лето, в России, и что отечество наше стенало
тогда от врагов иноплеменных, голода и язвы.
   Провидение, действительно готовое искусить Россию всеми возможными для
Государства бедствиями, еще на несколько лет отложило их; а Россияне как
бы спешили воспользоваться сим временем, чтобы свежую рану отечества
растравить новыми междоусобиями. Юный сын Георгиев, исполняя тайное
повеление отца, вторично уехал из Новагорода со всем двором своим и занял
Торжок, куда скоро прибыл и сам Георгий, брат его Ярослав, племянник
Василько и шурин Михаил, Князь Черниговский. Они привели войско с собою,
грозя Новугороду: ибо Великий Князь досадовал на многих тамошних
чиновников за их своевольство. Новогородцы отправили к Георгию двух Послов
и хотели, чтобы он выехал из Торжка, отпустив к ним сына; а Великий Князь
требовал, чтобы они выдали ему некоторых знаменитых граждан, и сказал: "Я
поил коней своих Тверцою: напою и Волховом". Воспоминая с гордостию, что
сам Андрей Боголюбский не мог их смирить оружием, Новогородцы укрепили
стены свои, заняли войском все важные места на пути к Торжку и чрез новых
Послов ответствовали Георгию: "Князь! Мы тебе кляняемся; но своих братьев
не выдадим. Дерзнешь ли на кровопролитие? У тебя меч, у нас головы: умрем
за Святую Софию". Георгий смягчился; вступили в переговоры, и шурин его,
Михаил Черниговский, поехал княжить в Новгород.
   [1225 г.] Правление сего Князя было мирно и счастливо. "Вся область
наша, - говорит Летописец Новогородский, - благословляла свой жребий, не
чувствуя никакой тягости". Георгий вышел из Торжка, захватив казну
Новогородскую и достояние многих честных людей: Михаил, провождаемый
знаменитыми чиновниками, ездил в Владимир и согласил Георгия возвратить
сию незаконную добычу. Народ любил Князя; но Михаил считал себя пришельцем
в северной России. Выехав из Чернигова в то время, когда Татары
приближались к Днепру, он стремился душою к своей отчизне, где снова
царствовали тишина и безопасность. Напрасно усердные Новогородцы
доказывали ему, что Князь, любимый народом, не может с покойною совестию
оставить его: Михаил на Дворе Ярослава простился с ними, сказав им, что
Чернигов и Новгород должны быть как бы единою землею, а жители братьями и
друзьями; что свободная торговля и гостеприимство свяжут их узами общих
выгод и благоденствия. Нередко задерживая у себя Князей ненавистных,
Новогородцы давали волю добрым жить с ними, или, говоря тогдашним языком,
поклониться Святой Софии:
   изъявили благодарность Михаилу, отпустили его с великою честию и
послали за Ярославом-Феодором.
   [1226 г.] В то время Литовцы, числом до 7000, ворвались в наши пределы;
грабили область Торопецкую, Новогородскую, Смоленскую, Полоцкую; убивали
купцов и пленяли земледельцев. Летописцы говорят, что сии разбойники
никогда еще не причиняли столь великого зла Государству Российскому.
Ярослав, предводительствуя своею дружиною Княжескою, соединился с Давидом
Мстиславичем Торопецким, с братом его, Владимиром Псковским, и настиг
неприятеля близ Усвята; положил на месте 2000 Литовцев, взял в плен их
Князей, освободил всех наших пленников. Князь Давид и любимый Меченосец
Ярославов находились в числе убитых Россиян.
   Новогородцы не были в сражении: доходили только до Русы и возвратились.
Однако ж Ярослав, приехав к ним и выслушав их оправдание, не изъявил ни
малейшего гнева; а в следующий год [1227] ходил с войском в северную,
отдаленную часть Финляндии, где никогда еще не бывали Россияне; не
обогатился в сей бедной стране ни серебром, ни золотом, но отнял у многих
жителей самое драгоценнейшее благо:
   отечество и вольность. Новогородцы взяли столько пленников, что не
могли всех увести с собою: некоторых бесчеловечно умертвили, других
отпустили домой. - Ярослав в сей же год отличился делом гораздо
полезнейшим для человечества:
   отправил Священников в Корельскую землю и, не употребив никаких мер
насильственных, крестил большую часть жителей, уже давно подданных
Новагорода и расположенных добровольно к принятию Христианства. Представив
действие благоразумного усердия к Вере, не скроем и несчастных заблуждений
суеверия: в то время, как наши церковные учители проповедывали Корелам
Бога истинного и человеколюбивого, ослепленные Новогородцы сожгли четырех
мнимых волшебников на Дворе Ярослава. К чести Духовенства и тогдашнего
Новогородского Архиепископа Антония - который в 1225 году возвратился из
Перемышля Галицкого - заметим, что в сем жалостном безумии действовал один
народ, без всякого внушения со стороны Церковных Пастырей.
   [1228 г.] Россияне думали, что, грозно опустошив Финляндию, они уже на
долгое время будут с сей стороны покойны; но месть дает силы. Лишенные
отцев, братьев, детей и пылая справедливою злобою, Финляндцы разорили
селения вокруг Олонца и сразились с Посадником Ладожским. Их было около
двух тысяч. Ночь прекратила битву. Напрасно предлагав мир, они умертвили
всех пленников, бросили лодки свои и бежали в густые леса, где Ижеряне и
Корелы истребили их всех до одного человека. Между тем Ярослав, не имев
времени соединиться с Ладожанами, праздно стоял на Неве и был свидетелем
мятежа воинов Новогородских, хотевших убить какого-то чиновника, именем
Судимира: Князь едва мог спасти несчастного, скрыв его в собственной ладии
своей.
   Вообще Ярослав не пользовался любовию народною. Желая иметь Псков в
своей зависимости, он поехал туда с Новогородскими чиновниками; но
Псковитяне не хотели принять его, думая, что сей Князь везет к ним оковы и
рабство. Огорченный Ярослав, возвратясь в Новгород, собрал жителей на