отношений между центром и периферией, основанных на новых видах ресурсов, или
на новой, более изощренной форме принудительного отчуждения и распределения.

В новейшее время административный рынок основывался на топливно-сырьевых
ресурсах, даровой рабочей силе зэков и стройбатовцев, а также на
принудительном труде образованных людей. Уменьшение добычи энергоресурсов и
исчезновение даровой рабочей силы (стало сажать некого, да и труд зэков
перестал быть эффективным), а также из-за того, что вооруженному экспорту
социальных напряжений (такому как агрессия в Афганистане), их был положен
естественный с точки зрения ведущих мировых держав предел)), привело к тому,
что система в целом стала неэффективной, не обеспечивающей необходимого уровня
отчуждения ресурсов с нижних уровней иерархии, и необходимого же уровня
распределения.

Перестройки и реформы последнего десятилетия можно рассматривать как поиск
ресурсов для поддержания прежних отношений между центром и периферией. Они
начались с "борьбы за повышение трудовой дисциплины", потом власти поискали,
кого сажать - среди алкоголиков, получателей нетрудовых доходов, расхитителей
социалистического имущества, а закончились поиском "путей повышения
эффективности народного хозяйства", ускорением, изменением отраслевой
организации экономики. Ресурсы обнаружены не были, "общак" опустел, в
результате СССР исчез.

В России, наследовавшей СССР не только по внешнеэкономическим долгам, поиск
ресурсов продолжался. Последний резерв был обнаружен в рынке, в капитализме, в
деньгах. Освоение этого ресурса - новой формы "общака" - составило содержание
постперестроечной жизни. Но рынок и деньги даже в своих самых грубых
проявлениях оказались плохо совместимыми с социальной структурой,
традиционными отношениями между Центром и периферией и с отраслевой
организацией экономики, то есть с государством. Именно поэтому ни рынок в
традиционном смысле этого слова, ни деньги до сих пор еще не появились в
России. Вместо них есть постперестроечная форма административного рынка и
специфические "русские деньги", потоки и количество которых государство
планирует и регулирует точно также, как планировало поставки продуктов питания
и ширпотреба до перестройки. "Дефицит" денег атрибутирует постперестроечную
экономику России в той же мере, в которой дефицит товаров и услуг определял
экономику и социальную жизнь в СССР.


Административный рынок, монетаристская революция и политическая реакция на нее

Позитивное значение "рыночных реформ" для России велико, однако это совсем не
те достижения, о которых говорят реформаторы, оправдываясь перед оппозицией,
консервативными экономистами и гражданами еще недавно великого государства.
Позитивные итоги "радикальной экономической реформы" заключаются в усилении
социального расслоения, в коммерциализации власти (т.е. в увеличении
коррупции), в обретении социальной структурой динамики за счет того, что все
большая часть населения вынуждена "крутиться" (не потому, что у них такие
ценности, а просто для выживания), и особенно в деструкции
административно-территориальной структуры России, в ее регионализации, то есть
в изменении вековых отношений между Центром и периферией. Достижения
реформаторов - как раз то, что ставится им в вину социалистическими и
фундаменталистскими оппонентами.

Насилие, совершенное интеллектуалами-экономистами и бывшими партийными
функционерами, ставшими антикоммунистами, над социальной и
административно-территориальными структурами (а не над экономикой, как считают
они сами) привело к началу конвертации государственных статусов (а не рубля),
к практически легальному определению того, сколько стоит тот или иной
государственный пост или необходимое экономическое и политическое решение.
Повальная коррупция и взяточничество (растаскивание "общака"), постепенно
разрушающее многоуровневую структуру имперского управления, с моей точки
зрения, гораздо меньшее зло, нежели очередная революция (т. е. насильственное
изменение социальной структуры и отношений собственности), в результате
которой к власти пришли бы люди, не знающие, что с ней делать и намеренные
строить какое-нибудь очередное светлое будущее.

Постперестроечные экономические и социальные изменения не были прямым
результатом деятельности реформаторов. Реформаторы-идеалисты, движимые сугубо
марксистской идеей доминирования экономических законов над
социально-политической и административной реальностями, создали условия для
того, чтобы освободить социальные группы, сформированные реальным социализмом,
от пут каких-либо законов. Теперь в борьбе отраслевых и региональных групп с
федеральной властью и между собой возникают новые правила политической и
экономической жизни.

Советский административный рынок мог существовать в условиях, когда
административные статусы торгующихся были однозначно определены. Это было
необходимо в первую очередь для определения того, на какую долю из "общака"
мог претендовать каждый обладатель должности, носитель почетного звания и
других социально-учетных характеристик. Каждая из иерархий власти на каждом
уровне своей организации эмиттировала до перестройки свои административные
деньги - как знаки своих прав на долю. Но "физические" размеры доли не были
однозначно определены и поэтому при реальном распределении власти возникал
торг. При этом все знали, что бумажки со грифом "ЦК КПСС" давали право на
большую часть доли, чем бумажки со грифом обкома партии или Советов народных
депутатов. Листы бумаги в ходе делопроизводства наделялись функциями ценных
бумаг, у каждого вида которых был определенный круг хождения. Полной, в том
числе и инвалютной конвертируемостью обладали только бумаги, визированные
членами Политбюро ЦК КПСС, в то время как все остальные бумаги
конвертировались от случая к случаю. Неполная конвертируемость
социалистических ценных бумаг-постановлений создавала некоторую
неопределенность в их обращении и в дележе такого рода "акционерной"
собственности.

Эта неопределенность компенсировалась особым видом отношений административного
рынка - взаимообменными отношениями, при которых чиновники одного уровня
обменивались административными услугами (правами на долю) по их
потребительской стоимости. Чиновнику можно было "дать в лапу" за нужное
решение, а можно было надавить на него сверху и получить тот-же самый