- Слушай же, дитя, слушай и на всю жизнь запомни мои слова,  -  начал
Лука, поудобнее усаживаясь на своем  камне.  -  Ты  живешь  на  свете  уже
шестнадцатую весну и помнишь себя всегда вот здесь, в  этом  тихом  уголке
дворцового парка; но, может быть, смутно, ты припомнишь, что не  вся  твоя
жизнь протекала здесь... не так-ли, Ирина?
     - Да, да, дед Лука, как во сне иногда, особенно,  когда  задумываюсь,
припоминаются мне высокие обросшие с вершин до скатов лесом горы,  широкая
река, то тихая и покойная, как вот этот наш залив, то  бурная  и  ревущая.
Потом помню я и людей, но совсем не таких, каких я видела здесь. Они  были
высоки ростом, широки в плечах. У них были голубые глаза, как  у  меня,  и
белые волосы, как у тебя... Впрочем, таких вот людей я видела  и  здесь  -
среди варваров... Скажи же, дед, что это  такое  в  самом  деле,  сон  или
действительность? Я думаю, что это - сон...
     - Нет, память не изменяет тебе, это - не сон,  не  создание  девичьей
мечты...
     - Но что же?
     - То, что действительно было... Ты не  здесь  родилась,  Ирина.  Твоя
родина - не шумная Византия. Первый раз свет  солнца  увидела  ты  не  под
сенью деревьев этого парка, а далеко-далеко от него...
     - Но где же? Где, Лука?
     - Сказал, далеко... слушай же  и  не  перебивай.  Далеко  отсюда,  от
шумной  и  развратной  Византии,  за  этим  морем,  которое  кажется  тебе
безбрежным, есть другая страна. Она  не  похоже  на  эту.  Нет  там  таких
городов, как эта Византия, и народ там  живет  совсем  другой  -  крепкий,
сильный, здоровый, с русыми волосами и голубыми глазами.
     - Варвары! - воскликнула Ирина.
     - Здесь так называют их... Здесь, ведь, всех  так  называют,  кто  не
римлянин или эллин. Только по совести - все  варвары,  даже  дикие,  и  те
добрее и лучше жителей Нового Рима... Я знаю этих варваров близко,  потому
что я родился там, среди них,  детство,  юность,  взрослые  годы,  начало,
наконец, старости, провел в этой стране, потому здесь я сам - варвар.
     - Ты никогда не говорил мне этого...
     - Не приходило время, дитя... Да, я - варвар... Моя  родина  за  этим
морем, на берегах великой славянской реки Днепра. Там я родился, там  жил,
любил и был счастлив, но, видно, умереть мне там не суждено... Родина моя,
родина, далекая, милая!.. Поля мои зеленые, леса дремучие, непроходимые!..
Не увижу никогда я вас,  не  вдохну  своей  старой  грудью  того  воздуха,
которым дышал, когда родился... Все потеряно для меня, и только  в  грезах
моих да мечтах, да во сне еще вижу я родимую сторону, и болит  мое  старое
сердце, трепещется оно,  как  подстреленная  птица!..  А  как  позор  свой
вспомню...
     - Говори, дед, говори, я слушаю тебя! - с волнением закричала  Ирина,
отклоняясь от старика и становясь перед ним на колени.
     Лицо ее пылало, как в огне, глаза сверкали, высокая грудь вздымалась,
что волна Босфора в бурю.
     - Как же ты попал сюда? Каким образом очутился здесь, старый,  хилый,
ведь не по  своей  воле  покинул  ты  родину?  -  задыхаясь  от  волнения,
спрашивала она.
     - Не по своей, не по своей! Кто же решится сам покинуть родную страну
и уйти от нее... Ты права... Так слушай же! Тяжело мне, а  все  поведаю  я
тебе... слушай... Там в родной мне стране, на берегах  Днепра,  жили  наши
роды... Мы жили в долинах вокруг высот,  на  которых  стоял  наш  город  -
великий Киев. Полянами нас всех  звали  другие  племена.  Жили  мы  мирно,
никого не трогали, не обижали, хотя нас было много. Неподалеку  от  нас  в
дремучих лесах жили древляне. Нашего корня было это  племя.  Говорили  они
одним языком с нами. Мы их понимали, а они нас. Одним богам мы молились  и
жертвы приносили, только  нравы  да  обычаи  у  нас  были  совсем  разные:
древляне, как звери дикие, лесные, жили - грабежами  промышляли,  вечно  в
раздорах между собой были, а  наши  роды  тихие,  смирные,  хлеб  растили,
торговали с наезжими гостями в Киеве, сбывали им, что из  земли  потом  да
кровью своей добывали, а о битвах, о войнах, не только что друг с  другом,
но и с обижавшими даже нас племенами не  помышляли...  Да  и  к  чему  эти
войны? Ведь все мы - родные были, недаром на всем пути великом от варяг  в
греки и далеко окрест по  сторонам  все,  кто  жил  там,  одним  именем  -
славянами назывались: и у нас на Днепре, и  на  великом  озере  славянском
Ильмене, и все, все мы, сказал уже я, одинаково  говорили  и  одним  богам
молились. Только одна беда наша была: не могли мы в мире и согласии  между
собой жить. Вечно между нами ссоры да раздоры шли, и не  было  между  нами
правды, что на Ильмене, то и на Днепре кровь братская всегда рекой лилась.
Род постоянно враждовал с родом и чаще всего по пустякам,  и  внимания  не
стоившим. Оттого-то, хоть и много было нас и сильны были  мы  телом,  зато
духом слабее детей были... Всякий, кто хотел, мог явиться к нам, воевать с
нами и всегда побеждал. Будь  между  нами  согласие,  не  было  бы  народа
равного нам в целом свете!.. Но что же делать, если судьба не  давала  нам
этого, а оттого и гибли  мы...  Так,  должно  быть,  предопределено  самой
судьбой славянским  племенам  во  веки  веков...  Однако,  даже  при  этих
раздорах мы жили счастливо, особенно тот род, к  которому  я  принадлежал.
Этот род славен был богатством своим и красотою своих дев голубооких.  Все
окрест уважали его. К старикам его приходили  даже  дикие  древляне,  если
хотели ссоры свои разрешить не  кровью,  а  мирным  правдивым  словом.  Не
смущались даже тем, что во главе рода не старик стоял, опытом прожитых лет
славный, а только что пришедший в зрелый возраст родич... Впрочем, нет, не
так я говорю, больше пятидесяти  зим  было  этому  старейшине,  когда  его
сородичи  над  собой  во  главе  поставили.   Был   он   человек   добрый,
справедливый, хотя и в обиду никогда своих не давал. Знали его не только в
родах окрест, но в самом Киеве с  почетом  встречали,  когда  он  приходил
зачем-нибудь туда... Только,  сказал  уже  я  тебе,  дитя,  что  не  знают
смертные, где конец счастья, где начало горя  -  так  они  близко  друг  с
другом соединены. Стал думать  этот  старейшина,  что  боги  всегда  будут
одинаково милостивы к нему...
     - Ты говоришь, Лука, боги? Разве там, на твоей родине, не веровали во
Христа..
     - Нет, дитя, там не знали Его тогда,  а,  может  быть,  и  теперь  не
знают...
     - Но кому же там молятся?
     - Кому? Главе  всех  богов  -  Перуну-громовержцу,  злому  Чернобогу,
доброму Волосу, веселому Лелю...
     - Истуканам?
     - С виду истуканам, пожалуй,  но  на  моей  родине  этими  истуканами
изображались великие силы природы. Однако, ты меня перебила...  Узнай  же,