что случилось. Пришли в мой край злые люди, это  были  варяги,  они  из-за
дальнего моря шли по  своему  обычному  пути  сюда.  И  прежде  они  часто
проходили мимо, но никогда ни мы им, ни они  нам  зла  не  делали.  Дружно
всегда жили. Они выменивали у нас хлеб и сырье не свое  железо  и  оружие.
Так шло многие годы. Тут вдруг они явились к нам не с добром, а с мечом...
После я уже слышал, что вышли у них  распри  с  приильменскими  родами,  и
покорили они их под свою власть, потом и к нам явились с военной грозой...
Ну, могли ли мы им сопротивляться? В ратном деле они очень искусны были, а
мы едва умели в ряды построиться. Так и не  смогли  мы  защитить  себя  от
врага. Помощи нам ни откуда не было.  Все  соседние  роды  разбежались,  и
остался один только мой род, один на один с врагом лютым. Кто успел в леса
к древлянам убежать, тот спасся. Больше всего побили на месте, а многих  в
плен забрали и с собой, вот сюда  -  в  Византию,  как  рабов,  увезли.  И
старейшина увезен был со всей семьей своей, как раб. Были у него  жена,  с
которой он прожил душа в душу, дочь, твоих, вот, лет -  красавица,  сын  с
женой и сыном маленьким. Так их всех и взяли. В Византии на  рынках  рабов
семьями всегда охотно покупали. Варяги рассчитывали продать их там или  на
своих выменять. А тут еще славянский старейшина... За него рассчитывали  и
взять больше, хотя он и не молод был. По дороге,  пока  морем  плыли,  они
обращались хорошо со всеми своими пленниками - никого не обижали, кормили,
поили, причем от себя не отделяя, работать заставляли  -  когда  ветра  не
было, мы должны были грести, -  да  это  ничего  было,  легко.  Старейшина
пленный только грустил тогда. Еще бы, первым человеком был, а  вдруг  стал
жалким рабом... Так переменчиво счастье людское!..
     - Дед, ведь, этот старейшина был...
     -  Молчи,  дитя,  и  слушай!  Ведь,  только  начинались  беды   этого
старейшины тогда. Сын его любимый, единственный, Всеслав, вдруг одному  из
вражеских вождей полюбился. Молодец был этот Всеслав, во всем роде другого
такого не было. Силы и удали он был непомерной и лицом  пригож,  и  станом
строен. Взял его варяг к себе, отнял от отца и матери, от жены молодой,  и
больше с той поры не видели они его никогда, и что с ним сделалось, скрыла
от них судьба. Да и не суждено им знать и свидеться более. Плакала мать  и
жена,  когда  их  разлучили,  да   что?   Разве   слезами   поможешь   тут
чему-нибудь?.. Разлука ли, горе ли повлияли - не знаю, только у оставшейся
жены сына старейшины тут же на варяжской ладье  дочь  родилась.  Варяги-то
только смеялись да радовались, одного, говорят, нет, на  его  место  новая
пленница явилась, все что-нибудь в Византии и за нее дадут... Впрочем, они
мало обращали внимания на пленных, пока, наконец, не прибыли  в  Византию.
Там варяги всех их сковали попарно. Старейшина  был  скован  не  только  с
женой своей, но и с дочерью, и с женой своего сына. Как плакала тогда  она
бедняжка... Малютка была у нее на руках, чувствовала она, эта бедная мать,
что скоро, скоро придется ей навеки расстаться со своими  детками!  Так  и
сталось! Красавица была эта славянка, здесь таких  нет,  и  как  она  была
похожа...
     Лука вдруг умолк и пристально посмотрел на Ирину.
     - На меня? - тихо промолвила девушка, потупя взгляд.
     - Да, на тебя...
     - Это была моя мать?..
     Но старик, как будто не слыша этого вопроса, продолжал:
     - Нас вывели на рынок. Не одни мы там были. Много, много  рабов  было
выставлено на продажу. Только как  совестно  было  стоять.  Мы  ничего  не
понимали, что говорили вокруг, но нас осматривали как  скот  какой-нибудь.
Меня - славянского вождя, заставляли  раскрывать  рот  и  показывать  свои
зубы... Позор!.. О, какие страданья я тогда перенес!.. Я не  заметил,  как
увели от меня мою дочь, я даже не знал, кто купил ее, в себя  меня  привел
отчаянный крик твоей матери... Она понимала по-эллински. Ей  сказали,  что
ее отдадут в  рабыни  старому  развратнику  византийцу,  купившему  ее  по
дорогой цене. Закипела славянская кровь тогда.  Смерть  казалась  лучше  и
слаще позора... Как-то она успела выхватить у близко стоявшего варяга  его
короткий меч и  закололась  прежде,  чем  кто-нибудь  смог  отнять  у  нее
оружие... Это была твоя мать, Ирина... Но что это такое?
     Вблизи от них, в кустарниках, слышен был треск ломающихся ветвей. Как
будто кто-то поспешно пробирался через чащу сюда на берег.
     Старик вскочил, Ирина тоже. Треск слышался ближе и ближе.



                                 3. БЕГЛЕЦ

     Прошло всего несколько мгновений - мгновений  смутного  и  тревожного
ожидания, показавшихся Луке и его внучке очень-очень долгими. Ни  тот,  ни
другая нисколько не растерялись. Они знали, что зверей в парке нет, что от
воров и грабителей, которыми кишела Византия, парк  бдительно  охраняется,
потому что он окружает собою императорский дворец. Если же человек идет не
прямою дорогой, а пробирается через кусты, то, стало быть, для этого  есть
какая-нибудь особенная причина.
     Но какая?
     Сюда,  в  этот  уголок  так  редко  заходили  люди,   что   появление
человеческого существа, да еще при таких  обстоятельствах,  могло  грозить
Бог знает какими  неприятностями.  В  этом  же  случае  нельзя  даже  было
предугадать, как следовало поступить: встретить ли гостя  или  обороняться
от него?
     Однако, все эти недоумения быстро рассеялись.
     Из чащи кустарников на прогалину выскочил человек и остановился,  как
бы пораженный присутствием людей.
     Он был еще очень молод, но все лицо его было покрыто  загаром.  Глаза
были такие же голубые, как и глаза Ирины, а грива густых  русых  волос,  в
беспорядке падавших  на  плечи,  также  указывала  на  его  невизантийское
происхождение. Одежда на нем была вся изорвана - недаром же он  пробивался
сквозь  чащу  кустарников.  Из-под  лохмотьев  просвечивалось  мускулистое
розоватое тело. Руки незнакомца казались чрезвычайно развитыми, да  и  сам
он весь был олицетворением физической мощи.
     Он стоял, тяжело дыша, и вопросительно глядел на  старика  и  молодую
девушку.
     Очевидно,  незнакомец  соображал,  кого  он  встретил  в  этих   двух
существах - друзей или врагов.
     Наконец, он решился заговорить.
     - Кто бы вы ни были, спасите меня!..
     Эти слова были произнесены далеко  не  чистым  византийским  говором.
Напротив, незнакомец коверкал и ударения, и окончания, выговаривая все  на