затмил собой в этом отношении Рим, переживавший уже период упадка.
     Византия же все украшалась и украшалась.
     Целые пять веков скапливались здесь, по  воле  ее  владык,  богатства
всего мира, и эти богатства являлись не чьим-либо  личным  достоянием,  но
собственностью этой новой столицы уже не древнего, а нового мира.
     Она была столицей, волшебной по своему великолепию, могущественной по
своему положению, как средоточие торговли Европы, Азии и Африки, и глубоко
испорченной по своим нравам.
     Сказочное великолепие Востока сменило в Византии  утонченную  роскошь
Запада.
     Но не всегда Византия была так великолепна.
     За пять веков до начала нашего рассказа это был  жалкий  городишко  и
даже не городишко, а просто большой  поселок,  жители  которого  постоянно
трепетали за свою участь, так как каждый день, каждый час,  каждую  минуту
жизнь их висела на волоске.
     Однако, даже и тогда жители,  особенно  те,  которые  являлись  среди
других  своих  сограждан  носителями  традиций  старины,  гордились  своим
происхождением,  своей  прошлой  славой,  наконец,  тем,  что  их   жалкий
разоренный городок, во всяком случае, являлся ключом из Азии в Европу.
     Так оно и было на самом деле.
     С одной стороны берега Византии омывало Черное море. На  берегах  его
лежала та Азия, которая являлась в течение многих веков угрозой не  только
для Эллады, но даже и для гордого Рима. За этим  морем  жили  таинственные
скионы в своих никому еще тогда не ведомых землях. Там  же  лежали  страны
Гиперборейские. Через это море можно было попасть в таинственную  Биармию,
о которой кое-какие сведения были известны и в Византии. С другой  стороны
ее берега омывало море, приносившее сюда все товары  Европы,  а  вместе  с
ними иногда и грозные флоты всепобедного Рима.
     Итак, коренным обитателям Византии до известной  степени  можно  было
гордиться своей родиной...
     Пылкая южная фантазия создала массу легенд о первоначальном основании
Нового Рима.
     Конечно, при этом не обошлось без сказаний, относившихся ко  временам
самой седой старины.
     Так, например, есть предание, что один из вождей аргонавтов - Визант,
происходивший  по  прямой  линии  от  самого  Посейдона,  возвращаясь   из
знаменитого похода за Золотым Руном, так  пленился  чудной  местностью  на
берегу Пропонтиды, что решил здесь остаться  навсегда.  К  нему  примкнуло
несколько храбрецов, и они, поселившись здесь, положили этим начало  новой
греческой колонии, названной, по имени основателя, Византией.
     По другому сказанию, относимому уже не к таким  отдаленным  временам,
этот Визант вовсе не был одним из аргонавтов, а просто  начальствовал  над
выходцами из Мегары, с которыми он и основал новую колонию в третьем  году
30 олимпиады [в 658 г. до н.э.] на европейской стороне Босфора.
     Важное   значение   этой   колонии,   находившейся    в    местности,
господствовавшей над узким проливом, соединявшим Черное море с Мраморным и
имевшим при себе единственную в мире по удобству для стоянки  судов  бухту
[Золотой Рог], сразу обратило на привлекли внимание предприимчивых греков.
     Дельфийский  оракул  указал  им  устроить  город   против   поселения
"слепых", и это указывает, какое значение придавали этой колонии  умнейшие
люди древней Эллады.
     В  самом  деле,  Византия  должна  была  собирать  пошлины  с  судов,
проходивших  из  Эгейского  моря  в  Черное,  вела   торговлю   со   всеми
европейскими и азиатскими народами и играла важную роль в борьбе греков  с
Персией.
     Она первая испытала и приняла на себя удары Азии, так  как  во  время
похода Дария на скифов была сразу покорена им [515 г. до н.э.].
     Некоторое время  Византия  находилась  под  владычеством  персов.  За
участие в Ионийском движении она лишилась самостоятельности, обитатели  ее
были разогнаны, сама она была обращена в персидскую крепость. Только после
битвы при Платее Павзаний, начальствовавший  над  афинским  и  спартанским
флотом, освободил Византию от власти персов.
     Но этим испытания  Византии  не  кончились.  Сама  Эллада  была  злой
мачехой для этой цветущей колонии.
     Во время Пелопонесской войны спартанцы и афиняне упорно  боролись  за
обладание ею, и только победа Алкивиада [408 г. до  н.э.]  удержала  ее  в
афинском союзе.
     Однако, афиняне недаром боролись за Византию.
     Овладев ею  окончательно,  они  прежде  всего  постарались  завладеть
правами сбора пошлин, не делая в нем  участниками  византийцев.  Этим  они
вызвали настолько упорное  сопротивление,  что  Византия  в  конце  концов
добилась независимости [357-350 г. до н.э.], но, увы!  -  очень  скоро  ей
пришлось выдержать новую борьбу и на этот раз  с  врагом  более  страшным.
Филипп Македонский, прекрасно сознавая значение Византии, пытался овладеть
ею, но она победоносно отразила все нападения [340  г.  до  н.э.]  смелого
завоевателя и, желая сохранить свою независимость, стала на сторону Рима в
его войнах.
     Рим того времени не остался неблагодарным. Конечно,  он  не  замедлил
покорить Византию, после того как присоединил к своим владениям Грецию, но
дал ей многие права и преимущества, которыми  не  владели  другие  римские
колонии.
     Так,  например,  Византия  под  римским  господством  сохранила  свою
автономию, с таким трудом отвоеванную у греков. Римские легионы не грабили
ее владений, и так продолжалось до первых  императоров,  при  которых  она
сумела достигнуть высокой степени благосостояния.
     Однако, в конце концов и Рим обратил внимание на Византию. Как  могла
под его владычеством существовать страна, соединенная с ним только  ничего
не значившей связью,  признававшая  не  вещественную,  а  лишь  призрачную
власть Рима!
     Такое положение вещей было противно установившимся взглядам  Рима  на
покоренный им мир. Он не мог допустить  этого,  он  должен  был  заставить
Византию узнать, что такое  орел  на  значках  римских  легионов,  и  вот,
римские императоры начали подыскивать предлог для окончательного покорения
уже и без того подвластной им богатой страны.
     Этот предлог нашел Веспасиан.
     Он объявил, что Византия слишком "злоупотребляет"  своей  свободой  в
ущерб Риму.
     Этого предлога было вполне достаточно для  начала  военных  действий.
Римский флот и легионы двинулись к стенам обреченного огню и мечу  города,
но византийцы встрепенулись, в них заговорила прежняя доблесть. Они решили