в украшении престола. Император желал, чтобы он был  сделан  из  вещества,
которое было бы драгоценнее золота, а потому верхнюю доску его сплавили из
золота и серебра с мелкими драгоценными камнями и алмазами. Неудивительно,
что, по преданию, император при виде своего творения,  взойдя  в  него,  с
восторгом сказал: "Хвала Господу, удостоившему меня кончить этот храм!  О,
Соломон! Я превзошел тебя!" У нас в России храм этот служил  образцом  для
знаменитой древней церкви, построенной в Киеве также во имя  святой  Софии
Ярославом, и для Софийского собора в Новгороде. Константинопольский  храм,
почитавшийся чудом средних веков, в настоящее время лишен почти всех своих
украшений: огромные ковры  скрывают  его  прекрасный  мраморный  пол.  Все
мозаичные изображения на стенах каждые два года безжалостно закрашиваются,
и самые части мозаики  разобраны  и  проданы  иностранцам.  Вся  живопись,
знаменитый образец нашей церковной, которая в XI и XII веках  проникла  не
только в Россию, но и в Италию и Францию, также забелена. В боковых нишах,
около  бывшего  алтаря,  помещены  две  вазы  для   омовения   поклонников
лжепророка. На месте  изображения  Предвечного  Бога,  в  главном  куполе,
написаны  стихи  из  корана.  Высокие  минареты,  пристроенные  к   церкви
турецкими султанами, придали смешанный,  неопределенный  характер  зданию.
Кроме того, наружность обезображена  тяжелыми  контрфорсами;  христианский
крест на вершине главного купола заменен по приказанию султана Мурада  III
полумесяцем. Замечательно, что многие мозаичные изображения,  несмотря  на
старания  турок,   часто   освобождаются   из-под   окраски   и   остаются
незабеленными. Так, например,  сохранился  образ  святой  Богородицы  в  в
алтаре.
     Такова святая София в Константинополе в прежнем своем виде.



                             8. ЗДАНИЕ НА ПЕСКЕ

     Вот каков был Новый Рим по своему великолепию.
     Своей внешностью он превзошел даже древний Рим и стал, действительно,
столицею мира, но и с внутренней, духовной стороне, он  мало  чем  уступал
своему прообразу.
     Мы уже видели, чем был Рим при начале своего падения, но это был  Рим
языческий,  боровшийся  всеми  своими   нравственными   силами   с   новым
мировоззрением и павший в этой борьбе. Константинополь, заняв место  Рима,
перенес к себе на новое место и все характерные его особенности.
     Это был тот же Рим, но - увы! - христианский...
     Впрочем, и в отношении  порочности  Новый  Рим  несомненно  превзошел
старый...
     Население города, собравшееся  с  разных  сторон  мира,  разнородное,
разнохарактерное, не связанное племенными  узами  или  общими  интересами,
соединяло  в  себе  все  пороки  европейского,  еще  не  успевшего  вполне
освободиться  от  языческих  веяний,  человечества  с  дурными  качествами
азиатского мира. В нем тесно было переплетено друг с другом  стремление  к
роскоши с кровожадностью, чувственность с  ложным  благочестием,  спесь  с
низкопоклонством.  Страсть  к  зрелищам,  волнующим   кровь,   разжигающим
фантазию,  вызывающим  постоянное  возбуждение,  переходила  с   арены   и
ипподрома в жизнь и народа, и высших слоев общества, и в политику, и  даже
в то, что, казалось бы, должно было быть для всех  неприкосновенным,  -  в
религию.  Сразу  породилось  множество  сект,  главари  которых   искажали
серьезность христианского вероучения и увлекали за собой не установившихся
еще в правилах веры людей, что также не оставалось без  пагубного  влияния
на общественную  жизнь.  Шли  бесконечные  и  в  то  же  время  совершенно
бесполезные,  ничего  не  выявившие  религиозные  споры,  сами  императоры
принимали в них иногда чересчур горячее участие, так как они считали  себя
главами не только государства, но,  по  примеру  Константина  Великого,  и
церкви.
     Другого  рода  смуты  вызывались   то   честолюбивыми   полководцами,
добивавшимися для себя - и очень часто не без удачи - императорской короны
(в Византии, так же, как и в Риме, не было  установлено  прочного  порядка
престолонаследия), то различными временщиками, куртизанками, фаворитами  и
фаворитками, то, наконец, императрицами, дарившими в огромном  большинстве
не своим супругам, а первым, кто им успел  понравиться,  свою  любовь,  а,
вместе с тем, и императорскую корону.
     Бывали случаи, что по  милости  императриц  на  византийский  престол
вступали простые дворцовые слуги. Так, известен факт, что предшественником
Юстина  -  простого  солдата  -   был   дворцовый   служитель   Анастасий,
понравившийся императрице Арианне тем, что у него один глаз был голубой, а
другой черный. Чтобы  сделать  его  своим  мужем  и  императором,  Арианна
воспользовалась  обмороком  императора  Зенона,  своего  законного   мужа,
отравившего, чтобы сделаться императором, своего сына. Она объявила Зенона
умершим и приказала немедленно похоронить  его.  Несчастный  был  зарыт  в
могилу живым. Императорские гвардейцы слышали из могилы  надрывающие  душу
крики, но не решились подать помощь заживо погребенному, и  он  задохнулся
под землей [в 491 г.]. Жена императора Юстина,  о  котором  сказано  выше,
Лупицина Евфимия была рабой, а жена племянника Юстина Циранда,  восшедшего
на византийский престол под именем Юстиниана [строитель  храма  св.Софии],
Феодора была дочерью циркового дрессировщика медведей, цирковой  актрисой,
окруженной  неревнивыми  поклонниками,  и  в  след  за  этим  византийской
императрицей, разделявшей с  мужем  власть  над  жизнью  и  смертью  своих
подданных.
     Впрочем, как Юстин, так и Юстиниан, славяне  по  происхождению,  были
одними из лучших императоров Византии. Лупицина Евфимия была  простая,  но
добрая женщина, а Феодора сумела держать себя  в  качестве  императрицы  с
редким тактом, чего нельзя сказать о ней, как о женщине и супруге.
     Вообще, история рисует нам византийские нравы  в  самых  неприглядных
красках. Это - целый ряд кровавых казней, измен,  насильственных  захватов
власти,  отрав,  пыток,  страшной  мести  и  так  далее.   Женщины,   даже
императрицы, совершенно равнодушно переходили от одного мужчины к другому.
Дети  составляли  заговоры  против  родителей,  родители   против   детей,
дворцовые евнухи захватывали власть в свои руки, полководцы  уважались  не
за храбрость, не за способности, а за искусство  интриговать.  Сегодняшний
император завтра мог  пасть  под  ударами  наемных  убийц,  а  сегодняшний
приговоренный им к смертной казни в это же завтра сам начинал царствовать.
И среди этого - бесконечные богословские споры, торжественные процессии  и
так далее.
     Понятно,  что  при  таком  порядке  вещей  императоры   должны   были
волей-неволей  заискивать  перед  чернью  и  потакать  самым   грубым   ее