поставили липовую цену, как сейчас при растаможке.
     Филарета встречали на Ходынке всем  миром, но без давки. Сын поклонился
ему  в  ножки.  Место  патриарха  было  свободно, и Филарет  "после  обычных
отрицаний"   согласился  его   занять.  Покрыл  свое  грешное   католическое
патриаршество праведным православным.
     Возникло  Двоевластие. Умный, хитрый, битый жизнью отец и недалекий, но
спокойный и вполне управляемый сын правили  вместе, бок о бок. Вместе сидели
на троне, вместе принимали  послов, решали всякие дела и подписывали  указы.
Это было удобно,  надежно,  быстро.  Никаких  споров.  Никаких проблем между
церковью  и  миром,  никаких денежных  счетов  между  церковной  кубышкой  и
кремлевским сундуком. Это  как  единое  партийно-хозяйственное  правление на
российском закате.
     Причем даже и рядом не всегда находились. Переписка по одному и тому же
вопросу  никогда  не  содержала  более  двух  писем. Папа пишет  сыну:  как,
государь, прикажешь? А то я думаю так-то. А сын отвечает: правильно думаешь,
государь,  так и  повелеваю.  Дела  устроились,  можно  было и жениться.  Не
патриарху, конечно. Мишке.
     Еще в  1616 году  ему приготовили невесту  Марью Хлопову.  Ее  взяли ко
двору,  стали  звать  царицей,  поменяли  имя  на  Настасью  в  честь первой
коронованной женщины  романовской породы.  Но потом Михаилу  нашептали,  что
Настя-Мария  неизлечимо больна  какой-то  дурной  болезнью: заметили  у  нее
токсикоз  неизвестного  происхождения.  Царь  сослал  невесту  в Тобольск  с
родными. Когда вернулся Филарет и разогнал  мишкиных наушников, Марья начала
по-пластунски подбираться  к Москве: в 1619 она была в Верхотурье, в 1620 --
в Нижнем.
     Филарет,  тем  временем, пробовал женить сына  на настоящей иностранной
принцессе. Вот как разлагающе действует пребывание во вражеском плену.
     Послали сватов в Данию. Король сказался больным.
     Послали в  Швецию.  Король  не  стал  принуждать  племянницу креститься
по-новой.
     Тут  обнаружилось,  что  законная  невеста пребывает в Нижнем  в полном
здравии.  На всякий случай  снарядили выездной  консилиум. Диагноз: здорова,
годна к строевой.  Такие чудесные  излечения  на  Руси были  еще  в новинку,
поэтому назначили следствие. Были получены показания:
     1.  Интриганы Салтыковы  отравили  невесту  из-за  ссоры  с  ее дядькой
Гаврилой.  Тот,  дескать,  хвастал,  что русские  мастеровые  могут  сделать
точь-в-точь такую саблю, как турецкий экспонат Грановитой палаты.
     2. Рвота случилась у невесты от непривычного дворцового меню.
     3. Невеста считает, что ее былой недуг -- "от супостату".
     4. Гаврила Хлопов считает, что от неумеренности в сладких блюдах.
     5. Отец невесты сам видел, как Салтыковы дали  Марье водки из дворцовой
аптеки -- "для аппетиту".
     Салтыковых сослали по деревням, но и Хлопову оставили в Нижнем, правда,
на двойном "корме", как желудочно-пострадавшую.
     Царя женили на Марье Владимировне Долгорукой. Идиосинкразия рюриковская
проникла и в романовский дом.
     Снова Маша Долгорукая, ну-ну...
     Вот-те  и ну: Маша  снова скончалась. Конечно,  не  в  брачную  ночь от
ревности  на воде, но в  тот же год --  от порчи.  И женили царя  снова.  На
Евдокии Стрешневой. Родился наследник -- Алексей, Алешенька, сынок.
     Теперь дела пошли  еще лучше.  Войны  не  было. Дипломатия  процветала.
Послы  от шведского  и датского королей, от  голландских  Штатов и  Людовика
XIII, от шаха Аббаса и австрийского  императора прибывали один  за другим. И
мы воевали только с крымцами.
     В 1632  году  умер  наконец  польский  король  Сигизмунд III. В  Польше
началось межвластие,  ссоры, предвыборная  кампания, и  наши  сразу объявили
всеобщую мобилизацию. Нужно было возвращать свое.
     "Война началась  счастливо!",  --  зарокотал Историк. Он перечислил нам
несметное  количество  микроскопических "городов",  которые с  наскоку  были
захвачены воеводами Шеиным  и Прозоровским. Потом 8  месяцев  топтались  под
Смоленском, который  от голода  уж  хотел  сдаваться, но  случилась  беда. В
Польше "устроились дела".  То  есть  кончились  дрязги  вокруг  Сигизмундова
наследства,  и  Белый  Орел снова превратился из  сентиментальной  курицы  в
боевую  птицу.  Королевич Владислав стал королем,  навалился  на Смоленск, а
польские дипломаты науськали  на Русь крымских голодающих.  Канцлер Радзивил
писал в ставших  уже модными  мемуарах: "Не  спорю,  как это по-богословски,
хорошо ли поганцев напускать на христиан,  но по  земной  политике вышло это
очень хорошо".
     Конечно, "хорошо  вышло", пан. Крымцы  налетели  на окраинные  поместья
русского дворянства.  Дворяне сразу -- штык в землю и порысили  спасать свои
закрома. "Немецкие" наемники Маттисона частью перебежали к королю.
     Шеин  перешел к обороне.  Получил указ царя: засесть и не высовываться.
Русские ушли в "табор", запалив шнуры к зарядам в заминированных пушках. Тут
же прошел  осенний дождичек --  дело было  в сентябре  1633  года --  фитили
погасли, и пушки достались молодому королю. Он их сам лично и осмотрел.
     Поляки  заняли все дороги, захватили в Дорогобуже все армейские склады,
стиснули кольцо окружения.  Наши выскочили было подраться, но потеряли 2 000
человек.  Становилось   совсем  худо.  С  окрестных  холмов  била   польская
артиллерия, еда  закончилась, настал декабрь  с  холодами. Наши  500 человек
пошли в  лес по дрова, и  все  были  вырублены под  корень.  "Немцы" наемные
распсиховались,  стали  обвинять  друг  друга  в  измене.  Лесли  пристрелил
Сандерсона  прямо на  глазах у  главкома Шеина. Короче, дисциплина  упала до
нуля. И начались переговоры. 19 февраля 1634 года русская армия сдалась.
     Кампания эта так не задалась еще и потому, что
     1 октября 1633 года у нас умер Филарет. Четко скомандовать было некому,
и армия  князей  Черкасского  и  Пожарского  медлила  под Можайском.  Теперь
"неустройства" снова грозили нам самим.
     Из-под Смоленска вернулся Шеин, -- как раз поспел к собственной  казни.
Ему прочитали обвинение в военной бестолковости, потом -- в корыстных делах,
потом -- в строгости к солдатам, которым он мешал грабить местное население,
чем  подрывал боеспособность  армии.  Припомнили  Шеину и  прежний  плен,  и
"гордость  при отпуске" в поход, и столько всякого-разного,  что отрубленная
его голова не успела ничего запомнить.
     Остальным воеводам тоже не поздоровилось. Измайлова казнили за болтовню
при  сообщении о смерти Филарета,  других перепороли и сослали  в Сибирь  за
неудачную кампанию. Вернее, за компанию.
     Писец определенно  отметил,  что  дело  Шеина вышло  политическим,  что
покойный  Филарет  ввел  небывальщину  --  "немецкое" командование  русскими
войсками, а Шеин перед иноземцами возгордился, вот они его и оклеветали.
     Переговоры с поляками закончились 4 июня 1634 года договором  "о вечном