воцарения производил впечатление  человека, от века правящего  государством.
Если бы не  братцы, с которыми его  связала злая  судьба, с  ним  не  мог бы
поспорить ни один из прославленных императоров.
     К  несчастью, недуг его  усиливался  с каждым годом. Припадки случались
все чаще. Поэтому он почти  не  устраивал выходов и очень неохотно появлялся
на людях,  а  если  имел  намерение принимать  послов  или исполнять иные из
императорских обязанностей, то те, кому поручено было следить и наблюдать за
ним, с двух сторон навешивали пурпурные ткани и, едва  лишь замечали, как он
закатывает  глаза,  начинает  трясти головой  или  проявляет  иные  признаки
болезни,  сразу  же   удаляли  всех  присутствующих,  затягивали  занавес  и
принимались хлопотать вокруг  лежащего. В  дальнейшем к падучей  прибавилась
водянка, тело его заметно распухло, и было видно,  как он страдает. Малейшее
движение было для Михаила мучительно, и даже одежда причиняла ему боль.
     В перерывах между приступами, будучи в твердом уме, император неутомимо
пекся  о государстве и  не только обеспечивал  благоденствие городам  внутри
границ империи,  но  и  отражал  натиск соседних  народов.  Поэтому никто из
соседей не обнаруживал своей  враждебности. Зато  много  забот доставило ему
болгарское восстание,  которое поднял в 1040  г. Петр Делян, выдававший себя
за внука последнего царя Самуила. Решившись  лично возглавить поход, Михаил,
хотя  никогда  не  был  военным, все тщательным  образом приготовил, отобрал
самых лучших  воинов,  наиболее  опытных  военачальников и с  ними  выступил
против мятежников. Раздоры в среде болгар облегчили его задачу, и он добился
полного успеха, вновь подчинив Болгарию ромеям. Этот поход стоил  ему многих
сил.  Он  перенес  все  его  трудности   с  удивительным  мужеством,  но  по
возвращении  был  совершенно сражен  болезнью.  Незадолго до смерти  Михаила
перенесли в основанный им Космидин монастырь. Он постригся  и короткое время
спустя умер  (Пселл: "Михаил Четвертый"; 2, 6-10,  16, 18-19, 31, 40-41, 43,
49, 51-52, 54).



МИХАИЛ V КАЛАФАТ
     Византийский император в 1041 -- 1042 гг.
     По  отцовской  линии  Михаил принадлежал к  совершенно  незначительному
роду: его отец Стефан конопатил корабли и обмазывал их смолой перед  спуском
на воду. Однако по матери он приходился племянником императору Михаилу IV, и
это  определило его  судьбу.  Когда  стало  очевидно,  что  император  болен
смертельным недугом, его братья-евнухи, обеспокоенные, как бы с его кончиной
власть не выскользнула  из их рук,  уговорили  Михаила  даровать  племяннику
титул кесаря. Точно  так  же  они  убедили императрицу  Зою усыновить его  и
признать  своим  наследником Впрочем, вознесшись так высоко, Михаил поначалу
вовсе не имел того значения, на которое мог рассчитывать. Его дядя-император
никогда не  обращался  с  ним,  как  с  кесарем,  не  оказывал  ему никакого
предпочтения, не воздавал даже положенных почестей и только что не лишал его
титула. По натуре своей кесарь Михаил был очень скрытен и до поры до времени
искусно прятал  под маской благомыслия  свой  дурной  нрав.  Ни  к  кому  из
благодетелей  он  не  испытывал благодарности,  а  только  ждал  возможности
ополчиться на весь свой род (Пселл: "Михаил Четвертый"; 23-- 24, 26, 28).
     Став императором, Михаил  вполне показал  свое истинное лицо. По словам
Пселла, в жизни этот государь был существом пестрым, с душой многообразной и
непостоянной, его  речь была не  в  ладах  с сердцем, на уме  он всегда имел
одно,  а на  устах  другое.  Ко  многим, ему  ненавистным,  он  обращался  с
дружественными  речами  и  клялся  торжественно,  что сердечно  любит  их  и
наслаждается  их  обществом. Часто  вечером сажал  он за свой стол и  пил из
одного  кубка  с  теми,  кого  уже  наутро  собирался  подвергнуть  жестоким
наказаниям. Понятие родства, более  того  --  сама кровная близость казались
ему  детскими игрушками,  и  его  ничуть  не  тронуло  бы, если  бы всех его
родственников  накрыло одной  волной.  Если ему  не  везло,  он вел  себя  и
разговаривал  по-рабски малодушно и  проявлял  всю  низменность  натуры,  но
стоило  удаче хоть  на  миг  ему  улыбнуться,  как  он  немедленно прекращал
лицедейство,  сбрасывал притворную  маску, переполнялся ненавистью и одни из
своих  злых  замыслов приводил  в  исполнение  тотчас,  другие приберегал на
будущее. Был он изменчив, находился  во власти гнева, и любой пустяк вызывал
в  нем  припадки раздражения и злобы.  Первым делом он  отстранил  от  дел и
сослал  дядю  Иоанна  Орфанот-рофа,  наиболее  способного  к  управлению,  и
возвысил другого дядю -- Константина. А затем принялся искоренять весь  свой
род. Всех  своих родственников -- а в большинстве случаев были это бородатые
мужи во цвете лет  и отцы семейств, занимавшие высшие должности, -- он велел
лишить детородных членов и  в таком виде, полумертвых, оставил доживать свои
дни.  Императрицу,  свою приемную мать, он  возненавидел еще  раньше,  когда
получил  императорскую власть,  а  за то,  что некогда называл  ее госпожой,
готов  был сейчас  откусить себе  язык  и выплюнуть его изо  рта. Сначала он
отталкивал и отдалял ее от себя, перестал делиться с нею  своими планами, не
позволял ей  брать даже малой толики из царских сокровищ, всячески унижал и,
можно сказать, выставлял ее на посмешище. Он  держал ее в  осаде, как врага,
окружил позорной стражей, расположил к себе ее служанок, выведывал обо всем,
что делается на женской половине, и не считался с договорами, которые  с ней
заключил.  Но и  этого ему  показалось мало, и он обрек ее на худшее из зол:
решил изгнать из  дворца. Выдумав всякие  небылицы, он объявил свою приемную
мать отравительницей, представил лжесвидетелей  и стал допытываться о том, о
чем  она  понятия  не  имела, привлек  ее к  ответу  и наказал,  как  тяжкую
преступницу: немедленно посадил на корабль и сослал  на остров Принкип. Но и
там он продолжал ее преследовать и успокоился только  тогда, когда посланные
им люди насильно ее постригли в монахи.
     Едва повсюду распространился  слух о новых бедах императрицы,  столица,
по свидетельству  всех историков, явила  собой зрелище  всеобщей  скорби. Не
только мастеровой  люд,  но  даже  союзники и  иностранцы-наемники  не могли
обуздать   своего  гнева,  и   все  готовы  были  пожертвовать  жизнью  ради
императрицы.  Что  же  до  рыночного  люда,  то  он  распоясался и  пришел в
возбуждение,  готовый  отплатить  насильнику насилием. Весь  народ  поднялся
против  тирана. Сначала они по  группам и  поотрядно построились к битве,  а
потом, на третий день, целым войском  ринулись  к дворцу, чтобы спалить его.
Между  тем  в столицу доставили императрицу. Но когда  ее вывели  на верхнюю
площадку ипподрома и показали народу,  думая  смирить его,  тот взбунтовался
еще больше. Вечером 20 апреля 1042 г. толпа доставила в Софию младшую сестру
Зои,  Феодору,  и  провозгласила  ее императрицей.  Патриах  Алексей  Студит
немедленно короновал се. О случившемся донесли Михаилу, и  он, опасаясь, как
бы неожиданно нагрянувшая толпа не схватила его в самом дворце, бежал вместе
с  дядей  Константином  в  Студийский  монастырь.  Феодора,  приняв  власть,
отправила следом отряд стражников. Обоих  беглецов оттащили  от алтаря и при