смерти и казнил двух  знатных сенаторов, Плавта и Суллу, так как опасался их
популярности  в войске.  Сенат  задним числом одобрил  эти убийства. Получив
сенатские постановления и увидев,  что все его  преступления принимаются как
выдающиеся  деяния,  Нерон изгнал Октавию,  объявив,  что  она  бесплодна, и
тотчас же  сочетался браком  с Поппе-ей. Но и  добившись  своего, Поп-лея не
перестала  преследовать прежнюю  соперницу:  она  побудила  одного  из  слуг
Октавии обвинить госпожу в прелюбодейной связи с  рабом. Началось следствие,
которое хоть и велось со  многими злоупотреблениями, не смогло доказать этой
наглой  клеветы. Нерон ограничился  пока тем, что сослал Октавию в Кампанию.
Тем временем Аникет, убийца Агриппины, снова поспешил оказать Нерону грязную
услугу и стал  повсюду  распространять  слухи  о  том, что Октавия  была его
любовницей. Основываясь на этой, им же самим пушенной сплетне, Нерон обвинил
Октавию в том, что она, задумав переворот,  соблазнила префекта его  флота и
даже была беременна от него (при этом забыли, что совсем недавно обвиняли ее
в бесплодии). Несчастную заточили на острове  Пандатерии, а спустя несколько
дней объявили,  что она должна умереть. Поскольку  сама она  никак не хотела
покончить с собой,  ей насильно вскрыли  вены на руках и ногах. Поппея  даже
этим не была удовлетворена: в  ознаменование  своего  торжества  она  велела
отрезать голову Октавии и привести ее в Рим (Тацит: "Анналы"; 14; 15, 51-52,
57, 60, 62).
     Между  тем Нерон со дня на день проникался все более страстным желанием
выступить на сцене общедоступного театра; до  сих пор  он пел лишь у себя во
дворце или в своих садах на ювеналиях, к которым относился с пренебрежением,
считая  их слишком замкнутыми  для такого голоса,  каким он,  по его мнению,
обладал.  Однако,  не  решившись  начать  сразу с  Рима, он  избрал Неаполь,
представлявшийся  ему как бы греческим городом (Тацит: "Анналы"; 15; 33).  В
день его выступления в 64 г. театр дрогнул от неожиданного землетрясения, но
Нерон  не остановился, пока  не кончил начатую  песнь. После этого он  часто
выступал в  Неаполе и  пел по несколько  дней. Потом дал себе короткий отдых
для восстановления голоса, но и  тут не выдержал одиночества, из бани явился
в театр, устроил пир посреди  орхестры  и по-гречески  объявил толпе народа,
что  когда он  промочит горло,  то уже споет что-нибудь  во весь  голос. Ему
понравилось   мерное  рукоплескание  александрийцев,  которые  во  множестве
приехали  в  Неаполь, и он  вызвал  из  Александрии  еще  больше гостей;  не
довольствуясь и ими,  он сам отобрал юношей  всаднического сословия и пять с
лишним тысяч дюжих молодцов из простонародья, разделил их на отряды и  велел
выучиться  рукоплесканиям  всякого рода  --  и  "жужжанию",  и "желобкам", и
"кирпичикам", а потом вторить ему во время пения. Главари их зарабатывали по
400 000 сестерциев.
     После этого принцепс возвратился в Рим  и предался самому необузданному
разврату. И сам он, и его приближенные давали в этот год множество пиров, на
которых забывались всякие приличия.  Пиршества Нерона затягивались с полудня
до  полуночи;  время  от  времени он  освежался  в купальнях,  пировал и при
народе, на искусственном пруду или в  Большом цирке, где прислуживали  голые
гетеры и танцовщицы со всего Рима. Когда он  проплывал по  Тибру в Остию или
по заливу в Байи, по берегам устраивались харчевни,  где было все готово для
бражничества и  разврата и где одетые  шинкарками матроны отовсюду  зазывали
его причалить.
     Мало того,  что  жил он  и  со  свободными мальчиками,  и  с  замужними
женщинами:  он изнасиловал  даже весталку Рубрию.  Мальчика Спора он  сделал
евнухом и  даже пытался сделать женшиной: он справил с  ним свадьбу со всеми
обрядами, с приданым и факелом,  с великой пышностью  ввел его  в свой дом и
жил с ним как с женой. А собственное тело он столько раз отдавал на разврат,
что едва  ли  хоть один его член оставался  неоскверненным. В завершение  он
придумал   новую  потеху:   в  звериной  шкуре  он   выскакивал  из  клетки,
набрасывался на привязанных к столбам голых мужчин и женщин и,  насытив свою
похоть, отдавался вольноотпущеннику  Дорифору;  за этого  Дорифора он  вышел
замуж,  как  за него  --  Спор, и  при этом кричал и вопил,  как  насилуемая
девушка.  Наблюдая  за этим, римляне  в ужасе  ожидали возмездия со  стороны
богов, и действительно, в  тот самый год в столице  разразился невиданный по
силе со времен галльского нашествия пожар, уничтоживший большую часть города
и погубивший бесчисленное множество людей. Впрочем,  и  в этой беде обвиняли
принцепса.  Говорили, что ему претили безобразные старые дома и узкие кривые
переулки, поэтому  он и  велел  поджечь Рим,  притом настолько  открыто, что
многие консуляры ловили у себя во дворах его слуг с факелами и паклей, но не
осмеливались их трогать. Шесть дней и шесть ночей свирепствовало бедствие, а
народ искал  убежище  в  каменных памятниках  и склепах.  Кроме бесчисленных
жилых  построек, горели дома древних  полководцев,  еще украшенные вражеской
добычей, горели храмы богов, возведенные и  освященные  в годы царей, горело
все достойное  и памятное, что сохранилось от древних  времен. На этот пожар
Нерон смотрел с  Меценатовой башни, наслаждаясь, по его словам, великолепным
пламенем, и в  театральном одеянии пел "Крушение Трои"  (Светоний:  "Нерон";
20, 27--29, 37--39). Идя  навстречу изгнанному  пожаром  и  оставшемуся  без
крова народу,  Нерон открыл  для  него Марсово поле, все  дома Агриппины,  а
также свои собственные сады и, кроме того, велел  срочно  возвести строения,
чтобы разместить в  них толпы обездоленных погорельцев. Из Остии и ближайших
муниципиев  было доставлено  продовольствие, а цена за зерно снижена до трех
сестерциев (Тацит: "Анналы"; 15; 39).
     Страшное бедствие  позволило осуществить мечту Нерона  -- отстроить Рим
заново. В постройках, как и во всем прочем, он не знал меры. От Палатина  до
самого Эск-вилина он велел выстроить дворец, назвав его сначала Проходным, а
потом, после пожара и восстановления, -- Золотым. О размерах и убранстве его
достаточно сказать, что прихожая в  нем была  такой высоты, что в ней стояла
колоссальная статуя императора ростом в сто двадцать футов, площадь его была
такова, что тройной портик по сторонам был в милю длиной;  внутри  был пруд,
подобный  морю,  окруженный строениями, подобными городам,  а затем -- поля,
пестреющие  пастбищами,  лесами  и  виноградниками,  и  на них --  множество
домашней  скотины  и диких  зверей.  В  остальных покоях  все  было  покрыто
золотом, украшено драгоценными  камнями и жемчужными раковинами; в обеденных
палатах потолки были штучные, с поворотными плитами, чтобы рассыпать  цветы,
с отверстиями, чтобы рассеивать  ароматы; главная палата была круглая и днем
и ночью безостановочно вращалась  вслед небосводу; в банях  текли  соленые и
серные  воды.  И когда такой  дворец был закончен и  освящен, Нерон только и
сказал  ему в похвалу,  что теперь, наконец,  он будет  жить по-человечески.
Кроме  этой грандиозной постройки  по его указке  начали строить купальню от
Мизена до Авернского озера, крытую и с  портиками по сторонам,  в которую он
хотел отвести все  Байские горячие источники; начат был и канал от Аверна до
самой Ос-тии,  чтобы можно было туда ездить на судах,  но не по морю; длиною
он  должен был  быть  в сто шестьдесят  миль,  а шириною такой,  чтобы могли
разойтись две квинкверемы.  Для  производства этих  работ  он  приказал всех