показался на трибуне.
     Солдаты  с шумом, но без оружия сбежались к нему со  всех сторон. Когда
он их спросил, чего они хотят, они в его  присутствии не осмелились говорить
о вознаграждении, но, считая требование, чтоб их  уволили, более  умеренным,
стали  кричать  об  этом,  надеясь,  что  Цезарь,  нуждаясь  в   войске  для
предстоящих  войн,  будет с ними говорить о  вознаграждениях. Цезарь  же,  к
изумлению всех, нисколько не колеблясь, сказал: "Я вас увольняю". Когда  они
были еще  более  этим  поражены  и  когда  настала  глубокая тишина,  Цезарь
добавил:  "И  выдам  все обещанное,  когда буду  справлять триумф  с другими
войсками". Когда  они услышали такое  неожиданное для  себя  и  одновременно
милостивое  заявление, ими овладел стыд, к  которому присоединились расчет и
жадность:  они понимали,  что, если  оставят  своего  императора  в середине
войны, триумф будут справлять вместо них другие части войск, а для них будет
потеряна вся добыча с Африки, которая, как они полагали, должна быть велика;
к тому же, будучи до сих пор ненавистны врагам, они станут теперь ненавистны
также  Цезарю.  Беспокоясь  и  не  зная,  что  предпринять,  солдаты  совсем
притихли, дожидаясь,  что  Цезарь  им в  чем-нибудь  уступит и под давлением
обстоятельств  передумает.  Цезарь  со  своей стороны тоже  замолк, а  когда
приближенные стали увещевать его что-нибудь сказать еще и не говорить кратко
и  сурово, оставляя войско,  с которым  столь долго он  вместе  воевал, он в
начале  своего  слова  обратился  к  ним  "граждане"  вместо  "солдаты"; это
обращение служило знаком того, что солдаты уже  уволены со службы и являются
частными людьми.
     Солдаты, не стерпев этого,  крикнули, что они раскаиваются и просят его
продолжать с ними войну. Когда же Цезарь отвернулся и сошел с трибуны, они с
еще большей стремительностью и криками  настаивали, чтобы  он  не  уходил  и
наказал виновных из них. Он еще чуть-чуть задержался, не отвергая их просьбы
и не возвращаясь на трибуну, показывая вид, что колеблется. Однако все же он
взошел на трибуну и сказал, что наказывать  из них он никого не хочет, но он
огорчен тем, что и 10-й легион,  который он когда-то предпочитал все другим,
принимал участие в мятеже. "Его один, -- сказал он, -- я увольняю из войска.
Но и  ему я  отдам  обещанное,  когда вернусь  из Африки. Когда  война будет
закончена, я  всем  дам  землю, и не  так, как  Сулла, отнимая ее у  частных
владельцев и поселяя ограбленных  с ограбившими рядом, так что они находятся
в  вечной друг  с другом вражде, но  раздам  вам землю  общественную  и  мою
собственную,  а  если   нужно  будет,  и  еще  прикуплю".   Рукоплескания  и
благодарность раздались от всех, и только 10-й легион был в глубокой скорби,
так  как по отношению к нему одному Цезарь казался неумолимым. Солдаты этого
легиона стали тогда просить  метать между  ними  жребий  и каждого  десятого
подвергнуть смерти. Цезарь при таком  глубоком  раскаянии не счел нужным  их
больше раздражать,  он примирился со всеми  и тут  же направил их на войну в
Африку (Аппиан: 14; 92--94).
     Он  двинулся в новый поход в самом начале 46 г. до Р.Х., на который его
в третий  раз  избрали  консулом. Война,  предстоявшая Цезарю, обещала  быть
очень  трудной и опасной. В  Африку бежали все его  самые заклятые  враги  и
лучшие полководцы Помпея: Сципион,  Лабиэн и Петрей. Доносили, что помпеянцы
успели собрать  и обучить двенадцать легионов. Союзником  их был нумидийский
царь  Юба, а Нумидия в военном отношении представляла из себя грозную  силу.
Ходили слухи,  что кроме  четырех собственных легионов, обученных на римский
манер, царь имел бесчисленную конницу, несколько  эскадр  боевых кораблей  и
120 слонов.
     Все  это,  впрочем,  не   смущало  Цезаря,  который  всем  своим  видом
демонстрировал бодрость и уверенность  в победе. Переправившись на Сицилию к
Лилибею, он тотчас же объявил о своем желании сесть на корабли, хотя при нем
было не больше одного легиона новобранцев и вряд ли шестьсот всадников. Свою
палатку  он поставил у самого берега, так что волны почти что  разбивались о
нее.  Это  он  сделал  с  той целью, чтобы  никто не надеялся  на какую-либо
задержку, но чтобы все были со дня на день и с часу на час готовы к отъезду.
Противные ветры и  бурная погода задержали отплытие.  Тем временем к Лилибею
подошли еще четыре легиона из новобранцев и пятый, набранный из ветеранов, а
также  конница  в количестве  около  двух  тысяч  человек.  С  этими  шестью
легионами Цезарь погрузился  на корабли и пустился в плаванье. Сильный ветер
разметал  его  корабли, большинство из них сбились с  курса  и направились в
совершенно  различные  стороны. Цезарь достиг Африки и  высадился  на  берег
около Адрумента ("Африканская  война"; 1--3). Говорят, что, сходя с корабля,
он  оступился  и  упал.  Многие  сочли  это за дурную  примету, но он тут же
обратил  это  в  хорошее  предзнаменование,  воскликнув: "Ты в  моих  руках,
Африка!"  (Светоний: "Юлий";  59).  Между тем  под  его началом оказалось не
более трех тысяч пехотинцев и шестьсот всадников. С такими ничтожными силами
рисковано было начинать войну. Цезарь отправил Ва-тиния  с десятью кораблями
на поиски потерявшихся, а сам устроил  лагерь у города  Руспины. Переправа и
сбор  войска в одном месте  из-за бурной погоды проходили  очень  медленно и
затянулись на несколько недель.
     Тем  временем  цезарианцы  с большим  трудом  добывали  себе  провиант.
Помпеянцы разорили  страну и свезли весь хлеб в  хорошо укрепленные  города.
Цезарю,  чтобы не раздражать население, приходилось действовать  уговорами и
просьбами,  и  таким  образом ему  удалось свезти  в свои укрепленные пункты
некоторое  количество  хлеба,  которое  он   бережно  расходовал.  Когда  же
помпеянцы,  возглавляемые Сципионом,  разбили свой лагерь в непосредственной
близости от лагеря Цезаря  и их конница  начала перехватывать его фуражиров,
войско цезарианцев стало терпеть страшную нужду в провианте и фураже. В этой
крайности ветераны и всадники собирали на берегу морскую траву, промывали ее
в  пресной  воде и  кормили  лошадей.  Сципион несколько раз выстраивал свое
войско, вызывая  Цезаря  на  бой,  но тот  благоразумно держал своих  солдат
внутри укреплений. Вскоре положение его несколько облегчилось: заблудившиеся
корабли постепенно  собирались к нему,  из Сицилии прибыло  несколько свежих
легионов, а претор  Саллюстий  Крисп  доставил из Кирены большой транспорт с
хлебом.
     Тогда Цезарь  тоже  стал  выводить  солдат  за укрепления и  вступать в
стычки с помпеянцами.  Многое  в этой  войне  было непривычно даже  для  его
ветеранов. Никогда еще  Цезарю не приходилось  иметь дела  с такими  массами
конницы, которая  буквально не давала его легионам сделать ни  одного  шага,
постоянно атакуя с  тыла и флангов. Поскольку собственных всадников у Цезаря
было мало, ему пришлось обучать  легионеров тактике отражения конных атак, и
он. как фейхтмейстер новичков-гладиаторов наставлял своих солдат, на сколько
шагов они должны отступать от врага, как они должны против него становиться,
на каком расстоянии оказывать  сопротивление, когда выбегать, когда отходить
и грозить  отступлением, с какого места  и  как  пускать  копья.  Еще больше
смущали цезарианцев слоны, которых  Сципион имел у себя  около  шестидесяти.
Чтобы приучить солдат к их виду, Цезарь велел доставить из Италии  несколько