Едва краешек солнца поднимался из-за Гнилого угла, как Кириллович,
бравый  отставной  саперный унтер, бранью будил  людей  в  бараке,
выгонял их во двор, где кашевары уже разливали черпаками по мискам
пшенную, гречневую, ячневую, овсяную или какую другую кашу.
- Пошевеливайтесь, катюжане, - покрикивал Кириллович.
-  Сам  ты  кат,  -  отругивались мужики, с  хрустом  потягиваясь,
ополаскивая  холодной морской водой, в которой мыло  не  мылилось,
лицо  и  шею,  пятерной приглаживая спутанные волосы,  завтракали,
вскидывали на плечи кайлы и лопаты, или хватали отполированные  до
блеска  ручки  тачек  и, пуская по ветру синие  махорочные  дымки,
нестройной колонной тянулись к месту работы.
Дорогу   начали  строить  в  середине  апреля,  дружно,  сразу   в
нескольких  местах  и  большим  количеством  народа.  От   причала
Добровольного  флота, что в бухте Золотой Рог,  мимо  Семеновского
покоса,  густо заставленного китайскими и корейскими  фанзами,  до
Амурского   залива  скалу  рубили  крепко  охраняемые   каторжане,
привезенные   в  Приморье  с  Сахалинской  каторги.   Дальше,   от
Куперовской  пади  до  Первой  речки копошились  "контрактованные"
Галецкого,  Фомина  и  Каурова, а за ними до Второй  речка  трассу
густо облепили солдаты строительных батальонов полковника Экстена.
У  Андрейки сразу налились кровью и полопались мозоли на  ладонях,
пронзительной  болью  тянуло мышцы рук  и  плечи,  ныли  ступни  и
поясница.  Короткая  ночь не приносила отдыха и  облегчения,  тело
болело так, что не удавалось уснуть. Первую неделю он ходил как  в
полусне.  Не поддерживай его Данила Буяный словом, шуткой,  сменой
работы,  не  выдержал бы Андрей. Но Данила велел держаться  рядом.
Видя,  что пальцы Андрея разжимаются, не держат кайло или  лопату,
гонял  к  морю  ополоснуться, или к пади с  котелком  за  питьевой
водой,  или камни крупные отбрасывать, или тачку с грунтом катать,
или костерок угасающий пошевелить, да мало ли...
А потом немного втянулся Андрей в работу и стало легче. Одно плохо
-  постоянно подводило пузо. Есть все время хотелось неимоверно. И
мысли  только  вокруг еды вертелись. До того он  изголодался,  что
стал покупать по копеечке у китайцев то краба, то ракушек жареных-
вареных,   устриц,  мидий,  гребешков,  то  трепанга,   восьминога
однажды,  спрута,  гада  морского  не  побрезговал.  А  глаза  все
голодными были, пищу выискивали.
Данила же зубы сквозь бороду черную скалил, - Растешь, хлопец, сил
набираешься.
Его  народ уважал и крепко слушался. Да и он не спешил с решениями
-  выслушает всех внимательно, прикинет, что к чему, лишь потом  и
присоветует.   Уж  на  что  Кириллович-десятник,  саперному   делу
обученный в армии, и тот сущим слабаком против Данилы выглядел.  И
какое  дерево  на  черенки  выбрать, и как  кайло,  лопату,  топор
насадить, и как скалу рубить, землю рыть, тачку груженую катать  -
все  знал,  все умел Данила Буяный. Это лишь по незнанию  кажется,
что дело плевое - тачку катать. А кто пробовал, да изо дня в день,
чтобы  груза  более, а силу сберечь, тот знает, что это  искусство
целое.  И  опыт  нужен  и подсказка добрая.  А  топорище,  скажем,
черенок  к  кайлу, лопате выбрать? Ого - тут все важно:  и  порода
дерева,   чтобы  ладони  не  отбивало,  и  изгиб,  чтобы   держать
инструмент удобно было, уставал меньше, и длина, чтобы по росту...
Балласт, грунт для насыпей, присоветовал козырьком брать.  Не  ямы
рыть, наверх тачками катать, или, как китайцы с корейцами, мелкими
сетками,  корзинами заплечными таскать, а откос сопки  или  оврага
подрывать,  наподобии  грота  или  пещеры.  Как  глубокую  полость
выберешь, ну давай козырек рушить. Тут уж норовили, чтобы  если  и
не  с  горки тачки катать, то хоть по месту ровному, только  доску
или горбыль под колесо брось - тачка сама летит, лишь придерживай.
Но  и  дюже  рискованно было - полость выбираешь,  уши  на  макуше
rnpwjnl держи, чтобы нёбо на тебя не рухнуло - насмерть придавит.
Дорога  быстро пошла. Все сразу делали. И скалу рубили,  и  насыпь
отсыпали, шпалы укладывали, рельсы свинчивали, костыли забивали...
За  месяц,  к середине мая, глазам своим не поверили - добрые  три
версты  готовы  были.  И  далее, до Второй  речки,  только  рельсы
уложить.
Тут весть пришла - царевич едет, дорогу закладывать будет. Чего-то
ее закладывать, когда она уже полным ходом строится?
Накормили  в  тот  день  их чуток получше,  кашу  коровьим  маслом
заправили. Велели рубахи праздничные надеть, хари, как Кириллович-
десятник  выразился,  умыть почище, усы-бороды  подрезать,  да  не
сверкать  дырами.  Вдоль дороги за войском и  полицией  выстроили,
изображать  народ ликующий. Как раз на их участке,  в  Куперовской
пади,  у  рельса последнего, елок, вчера нарубленных, в землю  для
красы  повтыкали,  шнур золотой натянули, чтобы  народ  любопытный
верноподданный не лез царевичу под ноги, жандармов часто с саблями
поставили  и  моряков  военных, порядка  для.  К  полудню,  крепко
выспамшись,  подкатило высокое начальство в мундирах  парадных,  в
орденах, галунами золотыми обшитое.
Данила Буяный толкнул Андрея локтем в бок и говорит, - Смотри, вон
тот,  хлюст  прыщеватый, с ногами тонкими в блестящих сапожках,  и
есть  царевич Николай. А рядом с ним королевич греческий. Вот они-
то  и  есть  пауки  главные,  кровь  из  народа  сосущие.  А  наши
подрядчики  Кауровы,  Фомины,  Дунаевы,  Поповы  и  Кирилловичи  -
десятник  -  так, клещи мелкие. От них просто будет избавиться.  А
вон те присосались - не выдерешь.
Андрей  от него чуть в сторону не шарахнулся. Это про царевича-то,
царя  завтрашнего.  А у Данилы глаза презлые, рот  сжат  в  тонкую
ниточку.  Стой,  говорит, дурашка. Мы вон как работаем,  руки-ноги
все побиты, а с животом голодным ходим, дырами светимся, в лачугах
живем.  Они  же  всю жизнь палец о палец не ударят, по  заграницам
катаются, во дворцах живут, не водку горькую, вино-шампанское дуют
стаканами, сардинами в жестянках закусывают...
Молчит  Андрей, боязно - чего только от Данилы не наслушаешься.  И
впрямь  в  каталажку  с собой утянет, не зря  Кауров  предупреждал
загодя.
Потом  царевич  тачку махонькую, изукрашенную, до половины  землей
насыпанную, сажени две прокатил, вывалил, лопатой ковырнул, сел  в
голубенький  вагончик  к  паровозу  прицепленный  и  укатил   себе
пьянствовать. А Андрей с Данилой в свой барак пешком поплелись  по