врожденной доблести, но, сохранив ее, принудили беспорядочно бежать  римлян,
которые, подстрекаемые своею надменностью, возжаждали лишить нас свободы  и,
наступая на нас с численным превосходством, начали навязывать нам  сражения,
однако, будучи не в силах остановить  ваш  натиск,  позорно  отошли  в  этот
город, из коего ныне собираются выступить и направиться в Августодун по этой
самой долине, где вы сможете сойтись с ними в битве и перерезать их,  ничего
не подозревающих, словно овец. Пока они тщились  превратить  вашу  родину  в
свою данницу, а вас - в подъяремных рабов, им мнилось,  что  вам  и  вправду
свойственны вялость и леность восточных народов. Ужели ничему их не  научили
войны, которые вели с данами, норвежцами и вождями галлов, каковые народы вы
подчинили моему господству и избавили от  постыдного  римского  владычества?
Одолев в более тяжелой борьбе, мы несомненно возьмем верх и в более  легкой,
если вы с равным рвением  постараетесь  раздавить  этих  полумужчин.  Какими
только угодьями не завладеет каждый из  вас,  если  вы,  как  подобает  моим
верным соратникам, будете оказывать полное  повиновение  моей  воле  и  моим
приказаниям! Разгромив врагов, с  которыми  нам  предстоит  столкнуться,  вы
дойдете до самого Рима, а дойдя до него, мы им овладеем, а овладев, захватим
в нем, как победители, золото, серебро,  дворцы,  башни,  крепостные  стены,
принадлежащие ему города и бесчисленные другие богатства".
     Выслушав его речь, все как один  громкими  кликами  выражают  ему  свое
одобрение, готовые скорее расстаться с жизнью, чем бежать с  поля  сражения,
пока он жив.
     170. Узнав о готовившейся ему западне, Луций Гиберий все  же  решил  не
уклоняться от битвы, которую он страстно  желал,  и,  набравшись  решимости,
вошел в названную долину; и,  собрав  своих  военачальников,  он  сказал  им
нижеследующее: "Достопочтенные  отцы,  чьей  воле  должно  повиноваться  как
восточным, так и  западным  королевствам,  не  забывайте  о  предках  ваших,
которые,  дабы  одолеть  противников  нашего  государства,   не   страшились
проливать  свою  кровь,  но  оставив  потомкам  образцы  доблести  и  боевых
подвигов, дрались так,  словно  Бог  сотворил  их  бессмертными.  Они  часто
одерживали победы и, побеждая, уходили от смерти, ибо она  настигает  только
того, кому предназначил ее божественный промысел. Государство наше  росло  и
крепло, росла и крепла их доблесть, а добропорядочность, честь  и  щедрость,
обычно  свойственные  благородным  мужам,  пребывали  в  них   неизменно   и
обеспечили как им самим, так и потомкам их господство  над  миром.  Стремясь
оживить в ваших душах память об  этом,  увещеваю  вас  преисполниться  вашим
обычным мужеством и, упорствуя в нем, кинуться на ваших  врагов,  устроивших
нам в долине засаду, и самоотверженно  отстаивать  то,  что  является  нашей
неотъемлемой собственностью. Никоим образом не подумайте, что я вошел в этот
город, опасаясь бриттов или сражения с ними; я это сделал в надежде, что они
легкомысленно поспешат вслед за нами, а мы, выступив им  навстречу,  нападем
на них, отделившихся от своего войска, и их разгромим.  Но  ныне,  поскольку
они поступили иначе, чем мы ожидали, поступим иначе и мы.  Итак,  устремимся
вперед и смело на них нападем, а буде они  нас  упредят,  необходимо  стойко
сопротивляться, отразить  первый  их  натиск,  и  тогда,  вне  сомнения,  мы
восторжествуем над ними. Ведь в большинстве  битв  случалось  так,  что  кто
устоял в первой схватке, тот чаще всего выходил победителем".
     По окончании его речи, в которой он говорил и о многом другом, все  как
один, выразив ему свое одобрение  и  клятвенно  заверив  его  в  преданности
союзных отрядов,  торопятся  вооружиться.  Вооружившись,  они  выступают  из
Ленгрий и входят в вышеназванную долину,  в  которой  Артур  расставил  свои
отряды. Вскоре  и  римляне  тоже  распределили  свою  конницу  и  пехоту  на
двенадцать клинообразных соединений, причем в каждом легионе, построенном по
их обыкновению  клином,  состояло  шесть  тысяч  шестьсот  шестьдесят  шесть
воинов. Одно из этих соединений они отдали под начало Луция Кателла  и  царя
Испании Алифатимы, другое - Гиртация, царя парфян, и сенатора Мария  Лепида;
третье - Бокха, царя мидян и Гая Метелла, сенатора;  четвертое  -  Сертория,
царя Ливии, и сенатора Квинта Мильвия. Эти четыре соединения были поставлены
впереди. За ними находились другие четыре,  из  которых  одно  они  поручили
Сарсу, царю итурейцев; другое - Пандрасу,  царю  Египта;  третье  -  Тевкру,
наместнику Фригии; четвертое  -  наместнику  Вифинии  Политету.  Позади  них
располагались последние четыре соединения, первым из коих командовал сенатор
Квинт Каруций; вторым  -  Лелий  Остийский;  третьим  -  Сульпиций  Субукул;
четвертым - Маврикий Сильван.  Сам  Лунин  Гиберий  переходил  из  одного  в
другое, внушая и разъясняя, как им надлежит действовать. Посредине он  велел
поставить и закрепить золотого орла,  который  был  ему  вместо  знамени,  и
наказал, чтобы всякий, кого превратности битвы оторвут  от  своих,  старался
пробраться к его орлу.
     171. После того как, изготовившись к бою, бритты и римляне  стали  друг
против друга и внезапно, по поданному трубами знаку,  соединение,  что  вели
царь  Испании  и  Луций  Кателл,  смело  кинулось  на  тот  отряд,   которым
командовали наместники Скот-тии и Корнубии, но, стремительно  бросившись  на
него, как ни старались, не могли  расчленить.  Навстречу  этому  ожесточенно
наседавшему соединению поспешно вышел отряд, во главе коего стояли  Герин  и
Бозон, и пока первый отряд отражал, как сказано, нападавших, внезапно бросил
на врагов свою конницу,  прорвавшую  их  ряды  и  налетевшую  на  соединение
парфянского царя, которое тот вел против отряда Асхилла, короля данов. И вот
уже повсюду несутся воины обеих сторон, прорывая  вражеские  ряды,  и  всюду
закипает свирепый бой. Противники беспощадно  разят  друг  друга;  раздаются
предсмертные вопли, головы и пятки умирающих судорожно бьются о землю, жизнь
из них отлетает вместе с  вытекающей  кровью.  Но  жестокий  урон  потерпели
сначала бритты, так как был убит Бедуер, виночерпий, и смертельно ранен Кай,
кравчий. Бедуер, пронзенный копьем Бокха, на которого собирался наброситься,
рухнул мертвым среди  неприятельских  воинов,  а  кравчий  Кай,  намереваясь
отметить за него и проникнув ради этого в гущу врагов,  получил  смертельную
рану. Как подобает доброму воину, он пробился со своим конным отрядом сквозь
вражеские ряды, рассеивая и рубя мидян,  и  вывел  бы  свой  отряд  целым  и
невредимым,  если  бы  не  наткнулся  на  соединение  царя  Ливии,  которое,
обрушившись на него, разметало и раскидало его доблестных всадников; тем  не
менее, вырвавшись из окружения с немногими  воинами,  Кай  с  телом  Бедуера
добрался до золотого дракона. О сколь горестны  были  стенания  эструзийцев,
когда они увидели тело своего вождя, истерзанное столькими ранами!  О  сколь
безудержны  были  рыдания  андекавов,  старавшихся  всевозможными  способами
облегчить раны своего наместника! Но было тогда не  до  жалоб,  ибо  повсюду
набрасывались друг на друга противники с окровавленными  мечами  и  остриями
копий и не  оставляли  времени  на  скорбные  вопли,  так  как  настоятельно
требовалось позаботиться и о защите себя самих.
     172. И вот племянник Бедуера  Хирельгас,  потрясенный  гибелью  дяди  и
обуреваемый жаждою мести, собрав вокруг себя триста своих, заприметил место,
где находилось знамя царя мидян и, пробиваясь сквозь  гущу  врагов,  ринулся