карьеры,  и  теперь  есть  несколько  международных  вариантов ее.  Одна  из
побочных версий рассказывает о  случае в  немецком пансионе, куда отказались
пустить неизвестного  американского  профессора, так как там раньше  побывал
Вуд со своим литием.
     Эпизод  с извержением огня случился в один из дней январской  оттепели,
когда  Вуд  возвращался из лаборатории домой,  --  все  в  тот  же  пансион.
Кратчайшая дорога шла через негритянский квартал, где была бакалейная лавка,
около которой в  полдень собиралась целая толпа  негров, приходивших греться
на солнце, на тротуаре. Мостовая  была затоплена водой от  края да края. Вуд
знал,  что  натрий,  мягкий,  серебристый металл, если  его бросить в  воду,
внезапно  загорается  со  взрывом  и  горит  ослепительным желтым  пламенем,
извергая снопы искр и облака белого дыма. На следующий  раз, когда  он и его
товарищи  собрались  идти домой  обедать,  он  положил в карман, в маленькой
жестяной коробке, шарик из  натрия, величиной  с грецкий орех. Огромная лужа
простиралась между тротуарами, на которых, как всегда, толпились негры, сидя
на ящиках и старых стульях перед бакалейной лавкой.
     Когда Вуд проходил мимо них, он громко закашлял и на виду у всех плюнул
в лужу, незаметно бросив шарик в том же направлении. Раздался страшный удар,
полетели  искры,  и большое  желтое пламя поднялось на поверхности  воды. За
ними разверзся ад --  вопли, молитвы, перевернутые  стулья,  и один голос --
громче, чем все остальные, вместе взятые:
     "Спасайся,  кто  может,  негры! Этот  человек  плюнул огнем! На вид  он
молодой, но только сам Старый Дьявол, сам Старый Сатана умеет это делать!"
     Вуд говорит, что это  был его первый удачный "эксперимент" с элементом,
который впоследствии -- в опытах более спокойного характера -- способствовал
его всемирной славе.
     А. Б.  Портер, окончивший  университет по физике, с  которым они вместе
занимались безобидными развлечениями,  помогал ему сконструировать  огромный
мегафон-- конус из твердого картона в девять футов длиной и около двух футов
диаметром у  широкого  конца. (Мегафоны  такого  же типа, но гораздо меньшие
размером, появились в продаже только через четыре  или пять лет). С  помощью
него можно  было передавать  голос  на  очень большое расстояние  --  делать
загадочные замечания  людям, стоящим за  два  или  три  квартала.  В  трубу,
которую  мы описали, можно говорить, не возвышая голоса, а лицо, к  которому
вы обращаетесь, получит полное впечатление, что говорящий стоит очень близко
к нему. Таким образом, сидя в полной безопасности и незаметно в комнате Вуда
на верхнем  этаже дома на улице Мак-Куллоха,  можно было  ожидать подходящую
"жертву".  Однажды  они заметили  постового  полисмена,  помахивающего своим
жезлом  и  говорящего  с девушкой под газовым фонарем, за  два больших  дома
вдоль  по  улице.  Приставив  огромный  рупор  к  окну  и  направив  его  на
любезничающего постового,  они  заметили  ему  нежным  голосом,  что "у всех
полисменов огромные  ноги". Человеку, идущему по совершенно пустой  улице  в
конце  квартала, говорили:  "Просим извинить нас, но вы что-то уронили". Тот
останавливался, оглядывался  назад, потом под  ноги  и, постояв минуту,  шел
дальше.
     Во время этого беспокойного года в университете. Джона Гопкинса Вуд вел
через весь  континент переписку живым голосом  с  девушкой,  которая позднее
оказалась настолько смелой, что решилась связать  с ним свою жизнь. Он делал
это с  помощью восковых цилиндров  для  фонографа,  которые пересылались  по
почте в старых жестянках из-под муки.  Он взял напрокат два аппарата Эдисона
(купить их в те дни было невозможно) и научил ее обращаться с  одним из них.
Она жила в Сан-Франциско. В комнате, соседней с ним, в пансионе в Балтиморе,
жил  священник,  а стены  были очень  тонкие. Он закрывал  голову и фонограф
одеялом, чтобы  заглушить горячие  слова, которые предназначались только для
ушей возлюбленной.
     Он впервые встретил  мисс Гертруду Эмс, когда учился на втором курсе  в
Гарварде. Она была девушка с Золотого Запада, но из настоящей новоанглийской
семьи, как и он сам. Она жила в Калифорнии  с раннего детства, но родилась в
Бостоне. Ее отец был  Пелхэм В. Эмс, внук Фишера Эмс, первого  представителя
Массачузетса  в  Конгрессе, во времена правления  Вашингтона. Ее  бабушка со
стороны  матери была  сестрой отца Вуда,  так что они были кузены,  но очень
отдаленные. Она приехала той зимой  на Восток, чтобы  погостить  у  родных в
Бостоне  и  Кембридже.  Это  была ее  первая  встреча  со снегом  и морозной
погодой.  Роб водил ее кататься на санях и тобогганах с гор. Свое ухаживание
он  начал  бутылкой  серной  кислоты!  "Ухаживание Будущего Химика"  --  вот
хорошее заглавие для этого эпизода  -- если бы он не имел странной антипатии
к  громким  заголовкам  и большим буквам. Вот  что я нашел в его собственном
дневнике этого периода:
     "У нее замерзли руки (во время поездки па санях) и я сказал: "хорошо бы
достать  бутылку  с  горячей  водой!" "Замечательно! Только  где  же  мы  ее
возьмем?"-- "Я сейчас  сделаю ее" -- ответил я и вынул из-под сиденья винную
бутылку, на три четверти полную холодной воды. Потом достал оттуда же флакон
с серной кислотой и налил немного похожей  на сироп  жидкости в  воду. Через
десять  секунд бутылка так нагрелась, что  ее нельзя было  держать в  руках.
Когда  она начинала  остывать,  я  добавлял  еще кислоты,  а  когда  кислота
перестала поднимать температуру, -- достал банку с палочками  едкого натра и
понемногу  подкладывал  их. Таким  способом бутылка  была  нагрета почти  до
кипения всю поездку".
     В конце предпоследнего года в  университете он провел летние каникулы в
семье  Эмсов,  среди гигантских деревьев в  их дачном доме в Росс Валлей. На
следующую  зиму  Гертруда  опять  приехала  на  Восток,  на  этот  раз  -- к
родственникам  в Нью-Йорке. Роберт сел  на первый  же поезд из  Кембриджа, и
когда он  вернулся в Гарвард, они были связаны на всю жизнь. После окончания
университета он  опять  уехал  в  Калифорнию на все лето. Он  хотел сразу же
жениться,  "но отец не  позволил".  Осенью он  поступил в университет  Джона
Гопкинса,  и  переписка  валиками  фонографа  была  их средством  преодолеть
голосом пространство, временно разделявшее их -- шириной во весь континент.
     В интервалы между. временем, посвященным этой своеобразной переписке, и
очередными  химическими  проделками,  Вуд  сумел провести  немалую  работу у
Ремсена,  и часто пробирался  в  лабораторию профессора  Генри  Роуланда [Г.
Роуланд (1848-- 1901) -- знаменитый американский спектроскопист. Ред.],  где
занимался  странными  спектроскопическими опытами и другими  делами,  скорее
связанными с физикой, чем с химией.
     Ремсен  часто  упрекал  его  за  "прыжки в  сторону",  но один  из них,
причиной которого было сильное  любопытство, имел  очень  важные последствия
через много лет. Он работал у Ремсена  с органическими  веществами. Одной из
задач было  изготовление гидрохинона  по обычной рецептуре из учебника. (Его
белые  кристаллы применяются главным  образом для проявления фотографических
пластинок.) По  какой-то причине,  которую он  припомнить  не  мог, он  стал
искать дальнейших сведений в  большом справочнике Бейлштейна по органической