некоторое  время он куда-то пропал,  а потом  мне сказали,  что  Чарли умер.
Несколько дней я ходил ошеломленный, и не мог себе представить, что не увижу
его больше. Теперь, когда Чарли не было, а завод был окончательно  построен,
мистер Стэртевант, я думаю,  перенес на  меня часть своей любви к сыну -- он
часто подзывал меня  к  забору, разделявшему наши  сады,  и  разговаривал со
мной.
     Когда мне было  около  десяти  лет, он взял меня на завод и показал мне
все:  огромные  двигатели Корлисса, литейный  цех, токарные станки с ремнями
невероятной длины и  маховиками,  механические мастерские, столярные цеха --
словом, все. Он представил меня начальникам цехов и приказал им пускать меня
в цеха и позволять мне  делать все,  что я  захочу  --  только  чтобы  я  не
покалечился".
     Так  случилось,   что  в   возрасте,  когда  большинство   мальчиков  с
наклонностями к механике играют  с  игрушечными  инструментами  и маленькими
пилками  где-нибудь  на  старом  верстаке,  Роберт  начал  с  мощных  машин,
гидравлических прессов и двигателей. То, что он не убил себя -- даже не имел
ни  одного  настоящего "несчастного  случая" --  результат  его ловкости  и,
вероятно, также бдительности мастеров и рабочих.  Скоро он, буквально, делал
все, что хотел. Литейщики даже научили его, как приготовлять формы для литья
и  заливали чугун  в те,  которые  он  делал.  Роб  иногда  делал ошибки, но
опасными  они  были  редко. Он  вел дневник своих  опытов,  иллюстрируя  его
собственными  чертежами  и  рисунками.  Первый рисунок  относится к случаю с
болванками. Это случилось еще до того,  как он понял гигантские возможности,
даваемые заводом. Он зажал кусок дерева в патрон большого токарного станка и
пытался  выточить  гантели из дерева. Но ничего не выходило -- вместо тонкой
стружки от куска отлетали большие щепки, и он поцарапал руку. Подошел мастер
и спросил его:
     "Что же это ты вытачиваешь?"
     "Это болванка, я хочу выточить гантели".
     "Гантелей-то я  не вижу, но сам ты  --  болван.  Ведь ты взял  отвертку
вместо стамески и точишь ею!"
     В другой раз ему попало  от  начальника цеха, Е. Н.  Фосса, который был
родственником Стэртевантов и старался  выслужиться перед Стэртевантом мелкой
экономией материала на заводе. Роб задумал сделать электрическую машину, для
которой нужен  был большой стеклянный диск. Не  зная, где  его раздобыть, он
выпилил  диск  из  темного тяжелого  дерева и  хотел его  лакировать.  Через
несколько дней его мать получила письмо от нового начальника цеха с жалобой,
что Роб уничтожил два квадратных фута красного дерева ценой 45 центов за кв.
фут. Фосс заметил доску, из которой был выточен диск, спросил рабочих, и ему
ответили, что это сделал мальчик,  которого привел мистер  Стэртевант.  Робу
сильно влетело от матери, и он на два часа  был заперт  в голубой  гостиной,
которая в таких случаях служила местом заключения.
     Все эти, конечно, обычные  мальчишеские проделки  -- только начало.  Но
уже тогда доступ в мастерские, а также  сильно развитое воображение  сделали
его вождем банды мальчиков вне школы. Роб нашел  где-то  книгу о Норвегии, с
описанием  и рисунками лыж. Он никогда не слышал, что надо распарить дерево,
чтобы  загнуть концы, -- и  пошел на завод Стэртеванта, выпилил пару лыж  на
механической пиле,  а  вместо носкового загиба  привинтил  шурупами загнутые
куски  оцинкованного железа.  На следующий день он принес лыжи на горку, где
его товарищи катались  на санях, надел  их,  встал  в  величественную позу и
проехал футов пятьдесят, после чего свалился в сугроб.
     Самострел появился у него по той причине, что родители не позволяли ему
купить ружье, а у двух товарищей уже были свои ружья. Робу и другим -- менее
счастливым -- приходилось охотиться с рогатками. Он прочел где-то о стальном
самостреле и сделал такой  же сам, с  помощью мастера из механического цеха.
Стрела  с  тяжелым  стальным  наконечником,  пущенная из  этого  самострела,
пробивала дубовую  доску глубже, чем  ружейная пуля. Больше  всего мальчикам
нравилось, что отдача самострела была как у настоящей винтовки.
     Другим  открытием,  сделавшим  его  в  глазах мальчишек колдуном,  было
удачное  применение при помощи согнутой макароны принципа  сифона, о котором
он  узнал  из старой отцовской книжки. В январе  случилась  оттепель, и  под
горкой, с  которой катались  мальчики,  образовался маленький пруд. Это было
плохо, потому что,  скатываясь по  льду,  набираешь большую  скорость. Потом
санки попадают  в  лужу и  тебя  обливает  грязной водой.  Девочки  на своих
высоких санках съезжали с горки медленнее, и у них все сходило благополучно.
Но ведь ни  один мальчик из гордости не сядет на такие санки. Все продолжали
скатываться, лежа на животе, промокали и покрывались грязью.  Тогда появился
Роб с шлангом для  поливки сада и объявил, что он  собирается откачать воду.
Его товарищи -- в том числе мальчики старше  его, ходившие  в  ту  же школу,
стали над ним  смеяться. Вокруг лужи было возвышение больше, чем на  фут,  и
все  хорошо знали, что вода не  течет в гору. Роб  положил шланг  на  землю,
велел одному из мальчиков заткнуть конец пальцем, а сам начал наливать воду,
в другой, пока весь шланг не наполнился.  Уже тогда  -- по  природе своей --
демонстратор, Роб взял этот конец и вместо того, чтобы просто  положить  его
на землю, перекинул  шланг через  высокий забор, который  отделял  дорогу от
канавы.  Вода потекла  через  сифон.  Это, вероятно,  была первая  публичная
научная победа Вуда.
     Другое,  что тоже  подняло  его  в  глазах  товарищей,  --  были всякие
химические  фокусы,  которым  он  научился  по  книгам из шкафов  отца и  из
собственных,  грубых  и порой  отчаянных, "опытов".  Он любил  огонь  -- эта
любовь у него  осталась на всю жизнь -- и находил особенное  удовольствие во
взрывах  и громких выстрелах. Здесь опять  "дитя было отцом взрослого",  так
как  впоследствии  он стал авторитетом  по части  взрывчатых веществ. Это он
нашел устройство бомбы, разорвавшейся  на Уолл-стрит, и раскрыл  для полиции
способы проведения и организаторов ряда таинственных взрывов и убийств.
     Он узнал,  когда  ему  было около пятнадцати лет, что  если бертолетову
соль и серу  --  вещества дешевые, которые можно  легко  купить, -- смешать,
завернуть  в бумагу и ударить молотком, то  получаете" грохот больше, чем от
любых пистонов и хлопушек. Неудовлетворенный первыми результатами, он сделал
большой сверток, положил его на старую наковальню и  ударил топором. Взрывом
ему  чуть не  разнесло руку.  Но и  это не  обескуражило  его.  Он продолжал
стремиться к еще большим "достижениям".
     К празднику Четвертого июля он приготовил 20 фунтов состава и с помощью
своего кузена  Брэдли Дэвиса  и соседского мальчика врыл  в землю  несколько
столбов и устроил копер высотой  в десять футов, в котором  тяжелая железная
гиря, срывавшаяся  с задержки. при помощи длинного шнура,  падала  на старую
наковальню. Когда они в первый  раз испробовали это приспособление, как он с
удовольствием вспоминает,  -- были жалобы,  что "лошади  в  соседней конюшне
чуть  не разбежались от испуга,  и во всех домах вокруг  дребезжали стекла".
Кроме  этого, взрывной волной сорвало  листья с  малиновых кустов в саду его