Экспедицией,  взволновавшей  меня  больше  других, -- была  поездка  на
велосипеде  в  Брейнтри, в  знаменитую каменоломню,  где находят  гигантских
трилобитов Раradoxides harlani. Интересно, как  крепко запоминаешь  название
лучших образцов  своей коллекции.  Я где-то прочел фантастическую историю об
этих трилобитах, о том, что их нельзя найти нигде больше на всем земном шаре
и что  какой-то ученый-романтик  выдвинул теорию о возможности их прилета на
землю на метеорите. Я набрал такой тяжелый мешок этих трилобитов, что только
с большим трудом мне удалось подвесить его к велосипеду.
     Однажды я встретил молодого человека, у которого был кристалл аметиста,
найденный, как он утверждал,  в каменоломне. В  кристалле были две  каверны,
наполненные жидкостью,  прозрачной, как вода,  и  в каждой из  них  двигался
маленький пузырек воздуха, если поворачивать кристалл. Я слыхал о кристаллах
кварца с движущимися пузырьками, но никогда их не видал, а это был аметист с
пузырьками! Есть  ли другой такой на  свете  -- хотел я знать.  Он просил за
аметист пять долларов, и  я хотел получить его больше, чем что-либо другое в
моей  жизни. Я  пилил и пилил отца, чтобы  он позволил мне купить камень, --
так, чтобы не слышала  мать. Но ему казалось, что цена немного велика, и он,
я  думаю,   сомневался  насчет  пузырьков,  двигающихся  в  жидкости  внутри
кристалла. Молодой  человек жил в  Бостоне,  и отец сказал мне:  "Скажи ему,
чтобы  он принес  кристалл  и показал мне". Однажды вечером  молодой человек
явился  вместе  с кристаллом. Однако он не намеревался снижать свою  цену, и
мой отец после некоторых колебаний наконец дал мне пятидолларовую бумажку, и
я  завладел кристаллом.  "Не говори матери, сколько мы отдали  за  него", --
сказал он. Аметист до сих пор у меня, и  пузырьки все еще двигаются. Когда я
был маленьким мальчиком, мы всегда проводили часть лета в Кенибэнкпорте. Это
было время,  когда от Кенибэнка  ездили в старом дилижансе, и на реке всегда
строилась одна  или несколько шхун. Однажды летом я  придумал игру: написать
записку,  положить в бутылку, привязанную  к длинному  шесту  или  бревну, и
угнать в  морена  буксире  за  змеем, когда ветер будет  дуть  от берега.  В
записке была просьба возвратить эту записку  и  сообщить при этом, где  была
найдена бутылка (одну записку действительно вернул житель  Нантукета). Когда
ветер дул не прямо от  берега, я нашел, что  если вбить  гвоздь,  к которому
прикреплялась нитка змея, на два или три фута от переднего конца бревна,  то
оно поплывет прямо в открытое  море, а змей будет  тянуть под  углом 45° или
еще больше в сторону.  Захватывающее зрелище  было,  когда  в сильный, ветер
видишь, как  бревно  несется по  воде, как торпеда, без  всяких видимых сил,
толкающих его, и  "с костью в  зубах". Я  часто  интересовался: а что думают
команды судов, когда им встречается это бревно --  ведь  нитку видно  только
совсем вблизи.
     Затем  пришла  астрономия.  Один  из  друзей  отца  дал  мне  на  время
прекрасный пятидюймовый телескоп, и я наблюдал небо каждой ясной ночью. Меня
не интересовали созвездия и их названия. Это  было вроде определения цветов.
Но я бывал зачарован, глядя, как луны обращаются вокруг Юпитера, бросая тень
на  его диск,  и  увлекался кратерами и горами на Луне,  кольцами  Сатурна и
туманностями".
     Вернемся,  однако,   к  хронологической   последовательности.   Сначала
несколько слов  о первоначальном  формальном образовании  Вуда. Мать Роберта
надеялась, что в двенадцать лет он поступит в Роксберийскую латинскую школу,
имея  в  виду  Гарвардский университет  как конечную  цель.  Но если  бы  он
оставался в школе мистрис Уокер,  он конечно не сумел бы туда  по-. ступить.
Поэтому мать взяла его из этого заведения и послала в  школу мисс  Вестон, в
Роксбери.  К радости и,  может быть, удивлению матери, он сумел "пройти" эту
школу и поступил в Роксберийскую латинскую.  Его поступление  сопровождалось
обманчивым триумфом. 0н явился вместе с другими кандидатами. Директор школы,
грозный Вильям К. Коллар, обычно именуемый "Дикки", стоял перед поступающими
с ворохом бумаг в  руках. Роб опасался, что он опять провалился или что если
он  и прошел, то в  самом  конце списка принятых. Доктор Коллар начал читать
список и огласил:
     "Первым из принятых является Роберт Вильямс Вуд".
     Доктор Коллар намеревался прочесть лист принятых по порядку успешности,
но, роясь в бумагах, перепутал листы.
     Эта ошибка с первым местом в латинской школе скоро была исправлена.  Он
сразу же стал последним в классе, и  оставался им весь первый год. В  первые
недели второго года он было стал одним из первых, но скоро опять пробил себе
дорогу к последнему месту и в конце года был исключен.
     Это было  грустно. Но доктор Вуд-старший  и мать  Роберта настаивали на
том,  чтобы  он следовал  семейной традиции  и,  если  возможно, поступил  в
Гарвард.  Поэтому его  послали в  Классическую  школу  Никольса  в  Бостоне,
которая   специализировалась  в   латинском  и  греческом  языках.  Роб   не
интересовался ни латынью, ни греческим,  а  у мистера Никольса было глубокое
отвращение ко всем другим  наукам.  Это  отвращение еще усилилось и  приняло
слегка личный  оттенок после эпизода на винтовой лестнице. Лестница  в школе
Никольса, на Темпль Плэйс, имела вид узкой спирали с перилами, привинченными
к  стенам каменного колодца, как внутри маяка. Все мальчики  любят ездить по
перилам, но здесь этого  нельзя было сделать, потому  что на них нельзя было
сесть  --  они  были  слишком  близко  к  стенке.  Юный  Вуд знал  кое-что о
центробежной  силе и  начал  экспериментировать с  лестницей.  Беря старт  с
разбега вверху ступенек, чтобы  набрать скорость, он садился боком на перила
и  скользил с возрастающей скоростью по спирали до самого дна. где со стуком
приземлялся.  Другие мальчики  восхищались  и безуспешно  пытались повторить
трюк, но Вуд  не позволял им  смотреть,  как он  стартует. Это было чудесно.
Центробежной силой спину  прижимало  к стене, появлялась  возможность твердо
сидеть -- и ты несся вниз. Вуд говорит, что  он всю жизнь  потом хотел найти
такую же лестницу и повторить свой номер.
     Наконец, он посвятил  других в свою тайну  -- и в результате через день
или  два  поток  хохочущих и  кричащих  маленьких  мальчиков  скатывался  по
последнему завитку спирали лестницы --  прямо на мистера  Никольса,  который
входил с улицы.
     Робу вручили письмо к отцу. На следующее утро он был вызван перед всеми
школьниками, и директор спросил его -- что сказал отец, прочитав письмо. Роб
весело  ответил,  что  отец  сказал,  что  он  счастлив,  что  не  случилось
чего-нибудь похуже.
     Его  растущее научно-фантастическое  воображение  достигало все новых и
новых высот.
     В результате этого он придумал две хитрые мистификации.
     Одна  из  них  прошла  тихо,  но другая была причиной  сенсации во всей
стране.  Во время летнего визита к  дяде, Чарльзу  В. Дэвис, в  Чикаго, он и
юный   Брэдли  Дэвис  вместе  отправились   искать  окаменелости.   Недалеко
находилась  каменоломня,  богатая  силурийскими  раковинами  и   криноидами.
Однажды, оставшись  один, Роб нашел два больших  плоских  обломка песчаника,