этого не делали владельцы. Приступив к восстановлению Капитолия38, он
первый своими руками начал расчищать обломки и выносить их на собственной
спине. В пожаре расплавилось три тысячи медных досок - он позаботился их
восстановить, раздобыв отовсюду их списки: это было древнейшее и
прекраснейшее подспорье в государственных делах, среди них хранились чуть
ли не с самого основания Рима постановления сената и народа о союзах,
дружбе и льготах, кому-нибудь даруемых.
    9. Предпринял он и новые постройки: храм Мира близ форума, храм
божественного Клавдия на Целийском холме, начатый еще Агриппиной, но почти
до основания разрушенный Нероном, и, наконец, амфитеатр посреди города39,
задуманный, как он узнал, еще Августом.
     (2) Высшие сословия поредели от бесконечных казней и пришли в упадок
от давнего пренебрежения. Чтобы их очистить и пополнить, он произвел смотр
сенату и всадничеству, удалив негодных и включив в списки самых достойных
из италиков и провинциалов. А чтобы было известно, что различаются два
сословия не столько вольностями, сколько уважением, он однажды, разбирая
ссору сенатора и всадника, объявил: "Не пристало сенаторам навлекать брань,
но отвечать на брань они могут и должны".
     10. Судебные дела повсюду безмерно умножились: затянулись старые из-за
прекращения заседаний, прибавились новые из-за неспокойного времени. Он
выбрал по жребию лиц, чтобы возвращать пострадавшим имущество, отнятое во
время войны, и чтобы решать вне очереди дела, подведомственные
центумвирам40: с этими делами нужно было справиться поскорее, так как
набралось их столько, что тяжущиеся могли не дожить до их конца.
     11. Безнравственность и роскошь усиливались, никем не обуздываемые. Он
предложил сенату указ, чтобы женщина, состоящая в связи с чужим рабом, сама
считалась рабыней, и чтобы ростовщикам запрещено было требовать долг с
сыновей, еще не вышедших из-под отцовской власти, даже после смерти отцов41.
     12. Во всем остальном был он доступен и снисходителен с первых дней
правления и до самой смерти. Свое былое низкое состояние он никогда не
скрывал и часто даже выставлял напоказ. Когда кто-то попытался возвести
начало рода Флавиев к основателям Реате и к тому спутнику Геркулеса, чью
гробницу показывают на Соляной дороге, он первый это высмеял. К наружному
блеску он нисколько не стремился, и даже в день триумфа, измученный
медленным и утомительным шествием, не удержался, чтобы не сказать: "Поделом
мне, старику: как дурак, захотел триумфа, словно предки мои его заслужили
или сам я мог о нем мечтать!" Трибунскую власть42 и имя отца отечества он
принял лишь много спустя; а обыскивать приветствующих его по утрам он
перестал еще во время междоусобной войны43.
     13. Вольности друзей, колкости стряпчих, строптивость философов нимало
его не беспокоили. Лициний Муциан, известный развратник, сознавая свои
заслуги, относился к нему без достаточного почтения, но Веспасиан никогда
не бранил его при всех, и только жалуясь на него общему другу, сказал под
конец: "Я-то ведь, все-таки, мужчина!" Сальвий Либерал, защищая какого-то
богача, не побоялся сказать: "Пусть у Гиппарха есть сто миллионов, а Цезарю
какое дело?" - и он первый его похвалил. Ссыльный киник Деметрий повстречав
его в дороге, не пожелал ни встать перед ним, ни поздороваться, и даже стал
на него лаяться, но император только обозвал его псом44.
     14. Обиды и вражды он нисколько не помнил и не мстил за них. Для
дочери Вителлия, своего соперника, он нашел отличного мужа, дал ей приданое
и устроил дом. Когда при Нероне ему было отказано от двора, и он в страхе
спрашивал, что ему делать и куда идти, один из заведующих приемами,
выпроваживая его, ответил: "На все четыре стороны!"45 А когда потом этот
человек стал просить у него прощения, он удовольствовался тем, что почти в
точности повторил ему его же слова. Никогда подозрение или страх не толкали
его на расправу: когда друзья советовали ему остерегаться Меттия
Помпузиана, у которого, по слухам, был императорский гороскоп, он вместо
этого сделал его консулом, чтобы тот в свое время вспомнил об этой милости.
     15. Ни разу не оказалось, что казнен невинный - разве что в его
отсутствие46, без его ведома или даже против его воли. Гельвидий Приск при
возвращении его из Сирии один приветствовал его Веспасианом, как частного
человека, а потом во всех своих преторских эдиктах ни разу его не упомянул,
но Веспасиан рассердился на него не раньше, чем тот разбранил его нещадно,
как плебея. Но и тут, даже сослав его, даже распорядившись его убить, он
всеми силами старался спасти его: он послал отозвать убийц и спас бы его,
если бы не ложное донесение, будто он уже мертв. Во всяком случае, никакая
смерть его не радовала, и даже над заслуженною казнью случалось ему
сетовать и плакать.
     16. Единственное, в чем его упрекали справедливо, это сребролюбие.
Мало того, что он взыскивал недоимки, прощенные Гальбою47, наложил новые
тяжелые подати, увеличил и подчас даже удвоил дань с провинций, - он
открыто занимался такими делами, каких стыдился бы и частный человек. Он
скупал вещи только затем, чтобы потом распродать их с выгодой; (2) он без
колебания продавал должности48 соискателям и оправдания подсудимым,
невинным и виновным, без разбору; самых хищных чиновников, как полагают, он
нарочно продвигал на все более высокие места, чтобы дать им нажиться, а
потом засудить, - говорили, что он пользуется ими, как губками, сухим дает
намокнуть, а мокрые выжимает. (3) Одни думают, что жаден он был от природы:
за это и бранил его старый пастух, который умолял Веспасиана, только что
ставшего императором, отпустить его на волю безвозмездно, но получил отказ
и воскликнул: "Лисица шерстью слиняла, да нрав не сменяла!"49. Другие,
напротив, полагают, что к поборам и вымогательству он был вынужден крайней
скудостью и государственной и императорской казны: в этом он сам признался,
когда в самом начале правления заявил, что ему нужно сорок миллиардов
сестерциев, чтобы государство стало на ноги. И это кажется тем
правдоподобнее, что и худо нажитому он давал наилучшее применение.
     17. Щедр он был ко всем сословиям: сенаторам пополнил их состояния,
нуждавшимся консулярам назначил по пятьсот тысяч сестерциев в год, многие
города по всей земле отстроил еще лучше после землетрясений и пожаров, о
талантах и искусствах обнаруживал величайшую заботу.
    18. Латинским и греческим риторам он первый стал выплачивать жалованье
из казны по сто тысяч в год; выдающихся поэтов и художников, как например,
восстановителя Колосса и Венеры Косской50, он наградил большими подарками;
механику, который обещался без больших затрат поднять на Капитолий огромные
колонны, он тоже выдал за выдумку хорошую награду, но от услуг отказался,
промолвив: "Уж позволь мне подкормить мой народец".
    19. На зрелищах при освящении новой сцены в театре Марцелла он
возобновил даже старинные представления51. Трагическому актеру Апелларию он
дал в награду четыреста тысяч сестерциев, кифаредам Терпну и Диодору - по
двести тысяч, другим - по сотне тысяч, самое меньшее - по сорок тысяч, не