Французы составляли на этот раз меньшинство в наполеоновской армии.
Большинство же состояло из немцев, итальянцев, голландцев, португальцев,
испанцев, иллирийских славян, хорватов, швейцарцев. Тут были люди, от души
ненавидевшие Наполеона как поработителя их отечества, и шли они на войну
исключительно из страха. Дезертирство для многих из них было пламенной,
любимой мечтой с первого же момента вступления на русскую территорию.
Конечно, другие в их среде шли, надеясь на личное обогащение, на повышение,
на те выгоды, которые так щедро сыпались всегда на наполеоновскую армию во
время и после всякого похода.

Но, конечно, убийственно провалилась идея Наполеона забирать в свою армию
также и испанцев только потому, что они "числились" подданными Жозефа
Бонапарта.

Интересно отметить, что Наполеон отлично знал, что, например, образовывать
полки сплошь из испанцев - хотя бы при французах-офицерах - дело
рискованное. "Такие полки пробуют сформировать, но на них не
рассчитывают"[34], - писал он еще перед нашествием на Россию графу Дарю. Он
предпочел вливать понемногу испанцев в чисто французские батальоны. Но и
это плохо удалось: испанцы всюду оставались испанцами, ненавидящими
Наполеона.

Испанцы, силой забранные в армию, не только не хотели отдавать свою жизнь
для завоевания России, но норовили и тут продолжать свою бесконечную,
непримиримую войну не против русских, а против французов. Вот сцена еще из
того периода войны, когда наполеоновская армия быстро продвигалась в глубь
России. Рассказывает французский лейтенант Куанье, дело происходит по пути
из Вильны в Витебск: "Один сгоревший лес лежал вправо от нашего пути, и
когда мы с ним поровнялись, я увидел, что часть моего батальона пустилась
как раз туда, в этот сожженный лес. Я скачу галопом, чтобы вернуть их
назад. Каково же было мое удивление, когда вдруг солдаты оборачиваются ко
мне и начинают в меня стрелять... Заговорщики были из солдат Жозефа...
(брата Наполеона, испанского короля), все без исключения испанцы. Их было
133; ни один француз не замешался среди этих разбойников". На другой день
испанцы были схвачены французским кавалерийским отрядом. Полковник решил
расстрелять не всех, а половину. Началась лотерея: часть вынимаемых
билетиков была белая, часть черная. 62 человека, вынувшие черные билеты,
были тут же, на месте, расстреляны, остальных полковник помиловал" [35].

Подобные эпизоды показывали чрезвычайно ясно, до какой степени забота
Наполеона о количестве солдат великой армии повредила ее качеству.



                                     6



Находясь в Вильне, Наполеон должен был одновременно обдумать и предпринять
две операции: против Багратиона, отступавшего со 2-й армией (45 тысяч
человек) к Несвижу, и против Барклая, который уже 26 июня вышел из Вильны
со своей 1-й армией (около 100 тысяч человек) по направлению к Дрисскому
укрепленному лагерю на Двине.

Наиболее трудным было положение Багратиона, и Наполеон сразу же велел
двинуть против него большие силы. По его приказу в погоню за Багратионом
вышел из Вильны маршал Даву с 50 тысячами человек. Даву шел через Ошмяны на
Минск, обходя Багратиона и отрезая отступление. Своему брату, вестфальскому
королю Жерому Бонапарту, у которого было около 16 тысяч человек, Наполеон
велел идти на Новогрудок, предупреждая движение туда Багратиона, который 29
июня еще был у Немана. Багратиону грозила капитуляция или полнейшее
истребление.

В два часа ночи 1 июля Наполеон послал маршалу Даву следующий приказ:
"Сегодня уже нет сомнения, что Багратион прошел из Беженца на Гродно, из
Гродно прошел в шести лье от Вильны и направился в Свенцяны. Я организовал
три сильные колонны для того, чтобы его преследовать. Все три будут под
вашим начальством" [36]. Даву находился в этот момент в Ошмянах.

Положение Багратиона казалось отчаянным. У него было около 40 тысяч
человек, так как целых две дивизии были уже при начале преследования
отброшены на Волынь. За ним гнались маршал Даву с 70 тысячами, Понятовский
с 35 тысячами, король вестфальский Жером Бонапарт с 16 тысячами, Груши с 7
тысячами и Латур-Мобур с 8 тысячами. Французские показания (Бельфора и др.)
говорят нам, что если из этих 136 тысяч вычесть отставших, больных,
мародеров, даже 46 тысяч человек, то все же останется 90 тысяч свежего,
великолепно вооруженного войска с обильной кавалерией. И все-таки Багратион
ушел. Французские командиры сваливали вину один на другого. Отбиваясь с
обычным своим мастерством и упорством от наседавшего на него Даву,
Багратион бросился к югу и здесь мог бы погибнуть, если бы Жером Бонапарт
пришел вовремя и перерезал ему путь. Но Багратиону удалось уйти раньше, чем
сомкнулись французские клещи.

Маршал Даву, преследуя Багратиона, занял Могилев, занял Оршу и двинулся
дальше. Столкнувшись с корпусом Раевского и наблюдая казачьи разъезды
Платова, посланные Багратионом к Могилеву для маскировки собственного его
отступления со всей 2-й армией, Даву замедлил движение и тут сделал
убийственную ошибку, послав за Багратионом корпус Жерома Бонапарта,
вестфальского короля, наиболее бездарного из всех бездарных братьев
Наполеона. Для Багратиона уйти от Жерома, сбить его с толку и замести все
свои следы было, что называется, вопросом жизни и смерти. Он ушел от
страшной опасности. Если бы Даву стал быстро и круто теснить и догонять его
со всеми своими силами, катастрофа 2-й русской армии была бы очень
возможна, и во всяком случае благополучное соединение Багратиона с армией
Барклая в Смоленске было бы немыслимым.

Уже 5 июля для Наполеона стало вполне очевидно, что его брат Жером упустил
Багратиона и что вся эта операция в первом своем фазисе провалилась, но еще
и теперь малейшая ошибка Багратиона могла его погубить. Что Жером напортил
и напутал столько, сколько было в его силах, это императору стало ясно: