генеральное сражение, и стал сосредоточивать свои силы у Могилева. Весь
этот маневр Багратиона и был рассчитан на то, чтобы внушить французам
мысль, что он идет к Могилеву и там примет генеральный бой. И первые по
времени военные критики и историки похода, лично не бывшие в этот период в
штабе Багратиона, как, например, Клаузевиц, находившийся в армии Барклая,
пишут, что Багратион пошел к Смоленску "после тщательной попытки пробиться
через Могилев" [42]. Эта "тщательная попытка" все-таки на несколько дней
обманула Даву.

На левом берегу Днепра Багратион уже вышел из французских клещей. Маршал
Даву только спустя сутки узнал о переходе Багратиона на левый берег Днепра,
о чем и донес немедленно императору. Наполеон был очень недоволен этим
неожиданным спасением Багратиона от неминуемого, казалось, разгрома и плена
или полного уничтожения. Правда, несмотря на все ошибки Жерома
(отставленного за бездарность и вернувшегося обратно в свое Вестфальское
королевство), несмотря на опоздание и задержку самого Даву в Минске,
все-таки частично повеление Наполеона Даву исполнил: багратионовская армия
не была допущена к Витебску и только в Смоленске могла соединиться с армией
Барклая. Но этот успех казался Наполеону не весьма большим утешением при
сопоставлении с теми первоначальными надеждами, которыми он был так полон,
когда узнал, что маленькая армия Багратиона отброшена к югу, отрезана от
главных русских сил и что ей предстоит переправа через две параллельные
реки: Березину и Днепр.

Во всяком случае следовало немедленно извлечь пользу из того
обстоятельства, что Багратион ушел, а армия Барклая, т. е. главная русская
действующая армия, предоставлена собственным силам.

Почти одновременно с известием о переходе Багратиона на левый берег Днепра
в Вильну к Наполеону пришла и другая весть: оказалось, что 18 июля Барклай
со всем войском внезапно покинул укрепленный лагерь в Дриссе и пошел к
Витебску.



                                     7



Как только было решено оставить Дрисский лагерь, Барклай 14 июля вышел из
Дриссы и 18 июля прибыл в Полоцк. Отсюда он решил идти на Витебск, чтобы
предупредить занятие этого города Наполеоном. В Витебск Барклай со своей
(1-й) армией пришел 23 июля, занял город и расположился лагерем. У него
была мысль подождать тут Багратиона я, как он говорил, дать сражение
движущейся на Витебск великой армии. Чтобы задержать французов в их
движении на Витебск. Барклай выслал навстречу французскому авангарду 4-й
пехотный корпус под начальством графа Остермана-Толстого. Остерман пошел по
дороге из Витебска к Бешенковичам, но, едва пройдя 12 верст от Витебска, он
наткнулся на головную часть французской кавалерии. Русские гусары
опрокинули французов и, увлекшись преследованием, налетели на конную
бригаду французов, которая перебила многих из них и отбросила остальных.
Этот бой произошел у местечка Ост-ровно, в 26 верстах от Витебска, 25 июля.
На помощь отброшенным русским гусарам подоспели главные силы
Остермана-Толстого. Подойдя к Островну, Оcтерман-Толстой увидел перед собой
густую массу кавалерии: это был сам Мюрат, шедший впереди великой армии со
своей конницей. Завязался упорный бой, который длился с переменным успехом
весь день 25 июля. Остерману дали знать, что дивизия генерала Дельзонна,
посланная вице-королем Евгением, грозит обойти его правый фланг, и почти в
то же самое время, когда он это узнал, два французские полка из двух бригад
Русселя и Жанино стремительным наступлением отбросили три русских
батальона. Оcтерман-Толстой отступил, отстреливаясь. Сопротивление отряда
Остермана было бы сломлено, если бы Барклай, узнав о том, что произошло под
Островном, не поспешил выслать подкрепление под начальством Коновницына. К
концу ночи и на рассвете с 25 на 26 июля к разбитым полкам Остермана
подошла пехотная дивизия Коновницына, и 26 июля бой возобновился с
удвоенной силой, на этот раз уже в 8 верстах за Островном, около деревни
Какзвачино.

Конечно, Коновницын, так же как Остерман, должен был только задержать
французов, чтобы дать время Багратиону подойти к Витебску, где Барклай
решился было дать генеральное сражение. Эту самую тяжкую роль - задерживать
подавляющие силы врага, изображать живой заслон, наперед предназначенный к
уничтожению, без малейших шансов на победу, - Петр Петрович Коновницын и
его солдаты исполнили в кровавый день 26 июля 1812 г. так же успешно, как
накануне Остерман и как, спустя несколько дней, уже на путях к Смоленску,
Неверовский и Раевский. Коновницын, как и многие другие дельные военные
люди, подвергся немилости при Павле I, был изгнан из армии и восемь лет
провел без дела в медвежьем углу, в глухой деревне. Только в 1806 г. ему
удалось снова поступить на службу и затем отличиться в 1808 - 1809 гг. при
завоевании Финляндии. Служившие с ним говорили, что был он необычайным
добряком и при отступлении русской армии до Москвы сплошь и рядом позволял
своим солдатам брать с собой желающих уехать со своим добром жителей, так
что его полки походили издали на какие-то движущиеся таборы. С солдатами он
обходился по-товарищески, подобно тому как генерал Кульнев. Такое
обхождение было решительно не в духе тогдашних армейских порядков, и только
необычайная храбрость, толковость и распорядительность спасали его от новой
отставки.

Прибыв на смену Остерману-Толстому, Коновницын рано утром 26 июля подвергся
нападению с двух сторон: Евгения Богарне и Мюрата. С восьми часов утра до
трех часов дня Коновницын выдерживал неравный бой под сильным
артиллерийским огнем и при упорных артиллерийских атаках мощного врага.
Около трех часов дня Мюрат и Евгений Богарне вытеснили Коновницына из его
позиций, и он начал отступление. В этот момент на место действия прибыл
сам. Наполеон. Он сейчас же отменил решение Мюрата и Евгения Богарне дать
отдых французским войскам, очень потрепанным и утомленным семичасовым боем,
и приказал сейчас же начать преследование уходящего Коновницына. Медленно,
с непрерывным боем, отряд Коновницына, теснимый огромными силами Наполеона,
продолжал свое отступление до самой ночи. Так он дошел до деревни Комарове,
куда подоспело новое подкрепление от Барклая и к поздней ночи 26 июля