[33] ИРЛИ, арх. Кутузова, письма высочайших особ, письмо Александра I -
Екатерине Ильиничне Кутузовой. Дрезден, 25 апреля (7 мая) 1813 г.
(собственноручное).


                                 ЗАКЛЮЧЕНИЕ



                                     1

Война 1812 г. имела колоссальные последствия и оставила глубокий след во
всемирной истории. Попытаемся в нескольких словах подвести главнейшие
итоги. Попытаемся определить значение нашествия Наполеона как для Западной
Европы, так и для России. Для Европы исход войны двенадцатого года оказался
сигналом к восстанию против наполеоновского владычества.

Нашествие Наполеона на Россию было самой откровенной "грабительской
империалистской" войной самодержавного диктатора, твердо связавшего свое
владычество с интересами французской крупной буржуазии. Наполеоновское
владычество уже в 1803 - 1804 гг., но особенно с 1805 г., ощущалось во всех
германских государствах и в Австрии как тяжелый экономический гнет,
проводимый политикой открытого насилия, политикой завоеваний, произвольных
отторжений территорий, приемами военно-полицейского террора, причем
диктатор сознательно вредил, сознательно и целеустремленно препятствовал
экономической деятельности вообще и техническому прогрессу в особенности во
всех покоренных им странах средней и северной Европы. В Италии этот гнет
ощущался уже с 1796, а особенно с 1800 г., с так называемого "вторичного
завоевания" Бонапартом Италии. Наконец, с 1807 г. этот тяжкий гнет усилился
в невероятной степени и в то же время он охватил и придушил экономическое
развитие таких стран, которые до тех пор еще умудрялись отстаивать свою
торговлю и промышленность. Присоединение Голландии к Французской империи,
присоединение ганзейских городов, захват всех северогерманских княжеств,
беспощадная по своей жестокости и одна из наиболее циничных по своей
грабительской откровенности войн Наполеона - попытка захвата Португалии и
Испании, арест римского папы и захват Рима, наконец, те приемы, которые
Наполеон стал применять с 1810 г. в деле реализации континентальной
блокады, - все это ясно говорило буржуазии всех европейских стран,
покоренных Наполеоном, что европейский континент быстро идет к тому, чтобы
стать политически бесправным и экономически несостоятельным объектом для
монопольной эксплуатации со стороны французской буржуазии.

Если в первые годы континентальной блокады жаловалась торговая буржуазия,
то ликовала промышленная и делала на первых порах золотые дела, будучи
избавленной от английской конкуренции. Потом начались жалобы и со стороны
промышленников. Без английских колониальных продуктов, без хлопка, без
индиго, без сахарного тростника (несмотря на все удачные опыты со
свекловицей) обходиться было трудно. И вот тут-то, с 1810 - 1811 гг., и
обнаружилось все подневольное положение буржуазии покоренных стран:
Наполеон давал своим купцам, своим французским промышленникам "лицензии"
(разрешения) покупать у англичан на известных условиях нужное колониальное
сырье, а купцам и промышленникам покоренных стран воспрещал это делать.
Злоба, обида за все унижения, сознание грядущего разорения - вот чувства,
которые наполеоновская диктатура возбуждала в Европе накануне нашествия
1812 г.

Что касается крестьян южной и средней Европы, то они, некогда получившие в
результате наполеоновских завоеваний и потрясения феодальной системы
кое-где свободу от крепостного права, кое-где сильное ослабление
крепостничества, теперь (в 1807 - 1812 гг.) ощущали "великую империю" как
ненасытное чудовище, требующее "налога крови" и получающее этот налог путем
жестоких и постоянных рекрутских наборов. Хвалился же Наполеон тем, что в
русском походе погибло "всего" 50 тысяч "настоящих" французов, а остальные
сотни тысяч были немцы, итальянцы, голландцы, поляки, испанцы, далматинцы и
т. д. А если так, то стоит ли, вопрошал император, очень кручиниться? Этот
"налог крови" в покоренных странах несли именно крестьяне и рабочие,
привилегированные классы откупались, выставляя за себя заместителей.

Все эти тяжкие последствия установления в Европе наполеоновского
владычества ощущались особенно болезненно из-за беспощадно сурового
характера мер, которыми это владычество поддерживалось. Пресса в Европе
была задавлена вполне, не было немца, итальянца, голландца и т. д., который
мог бы спокойно существовать, если он имел несчастье возбудить
подозрительность всесильной, вездесущей, всеведущей императорской полиции.
Вот почему, когда первые эшелоны русских войск перешли через границу в
январе 1813 г. и явились в Пруссию, то раздались сначала полушепотом, а
вскоре очень громко радостные слова: "Русские освободители идут!" И этот
клич на разных языках раздавался в течение всего 1813 г.

Конечно, в Пруссии, например, восстание 1813 г., обусловленное только что
указанными причинами, было также подготовлено терпеливой и успешной работой
Штейна, Гарденберга, Шарнгорста, Гнейзенау и других патриотически
настроенных в лучшем смысле слова людей, но достоверно и то, что без 1812
г. едва ли Пруссия и вся Европа так скоро освободились бы от Наполеона.
Послушаем фельдмаршала Гнейзенау, одного из самых значительных людей этого
прусского движения против Наполеона. Он был человеком прямодушным и не
льстил. Замечу кстати, что он и в 1826 г. (в письме к Дибичу) повторил
точь-в-точь то свое глубокое убеждение, которое высказал тогда, когда
освобождение Пруссии от Наполеона только что совершилось.

Летом 1814 г., уже после первого отречения Наполеона, Гнейзенау писал
Александру: "Если бы не превосходный дух русской нации, если бы не ее
ненависть против чуждого угнетения, если бы не благородное упорство ее
возвышенного властителя, то цивилизованный мир погиб бы, подпав под
деспотизм неистового тирана".
Так отзывался об освобождении Европы от Наполеона пруссак и немецкий
патриот под свежим впечатлением той роли, которую сыграл русский народ в
1812, 1813 и 1814 гг.

Это особенно полезно припомнить теперь, когда в иностранных учебниках для