кий престол Людовика, графа Прованского, и что вообще французские  эмиг-
ранты что-то затевают. Вскоре для английского правительства  не  было  в
общих чертах тайной, что именно затевают эти приютившиеся в Лондоне роя-
листы. Убедившись в полном поражении вандейского мятежа и в невозможнос-
ти низвергнуть Бонапарта открытым восстанием, они решили его  убить,  т.
е. повторить ту попытку, которая случайно им не удалась в  1800  г.  при
взрыве адской машины.
   Неожиданные перспективы открылись перед Вильямом  Питтом.  Английское
правительство хотело повести это дело очень деликатно. Самое бы  лучшее,
если б можно было устроить, как в 1801 г. с Павлом Петровичем,  собирав-
шимся в Индию: т. е. по мере сил, исподтишка помогая делу,  иметь  затем
формальную возможность корректно выразить  соответствующее  соболезнова-
ние, как в свое время была выражена скорбь по  поводу  "апоплексического
удара", постигшего русского царя в его спальне, когда русский посол  Во-
ронцов официально известил англичан об этом печальном  медицинском  слу-
чае. Но организовать теперь, в 1804 г., новый апоплексический удар в Тю-
ильри было труднее и сложнее, чем тогда, в 1801 г., в Михайловском замке
в Петербурге. При дворе Наполеона не было ни раздраженного  гвардейского
офицерства, ни графа Палена, ни Беннигсена, ни Платона Зубова, одного из
непосредственных авторов "апоплексического удара". Да и разговаривать на
этот раз пришлось бы не с изящной светской дамой  Ольгой  Александровной
Жеребцовой, сестрой Платона Зубова, через  которую  тогда  в  Петербурге
английский посол Уитворт проявлял свои попечения о здоровье Павла  I,  а
необходимо было объясняться со  взлохмаченным  бретонским  крестьянином,
который не понимал ни тонких намеков, ни приема умолчаний и не мог взять
в толк, что допускается лишь "похищение" первого консула. Словом,  Каду-
даль не очень понимал, как это можно "похитить" главу государства в  его
столице. Он вообще был чужд всех этих изящных разговорных тонкостей и не
умел своими громадными ножищами в высоких охотничьих сапогах  лавировать
достаточно ловко по вылощенному паркету дипломатических лондонских каби-
нетов и приемных. В этих переговорах выражение "похитить Бонапарта"  иг-
рало ту же деликатную роль, как фраза "предложить императору  Павлу  от-
речься" в совещании графа Палена с Александром накануне 12 марта 1801 г.
"От слова не станется",- Вильям Питт младший, не  зная  русского  языка,
всю свою жизнь руководствовался этой наиболее  дипломатической  из  всех
возможных русских поговорок.
   Заговор был обдуман и созрел в Лондоне. Жорж Кадудаль должен был уст-
ранить первого консула, т. е. внезапно напасть на него  в  сопровождении
нескольких вооруженных людей, когда он будет кататься верхом один  около
своего загородного дворца в Мальмезоне, увезти его и убить.
   Жорж Кадудаль был фанатик в самом полном значении этого слова. Он де-
сятки раз рисковал своей жизнью в Вандее, бывал в самых невероятных  пе-
ределках и теперь без колебаний и без трепета шел убивать  Бонапарта,  в
котором видел победоносное выражение ненавистной ему революции,  узурпа-
тора, мешающего законному королю, Людовику Бурбону, сесть на престол.
   В одну темную августовскую ночь 1803 г. Жорж Кадудаль и его  товарищи
были высажены английским кораблем на берегу Нормандии и тотчас же напра-
вились в Париж. Были люди, были в изобилии деньги, были связи в столице,
тайные адреса и явки, безопасные убежища. На нужно было войти в сношения
с тем человеком, который непосредственно, в первый  момент,  должен  был
после Бонапарта захватить власть в свои руки и организовать  приглашение
Бурбонов на прародительский престол. Такого человека роялисты наметили в
лице генерала Моро, а посредником в сношениях между Моро и Жоржем  Каду-
далем стал другой генерал - Пишегрю, который был сослан после 18 фрюкти-
дора в Гвиану и сумел бежать оттуда, а теперь, в 1803 г., проживал неле-
гально в Париже. Пишегрю, уличенному изменнику, беглому  ссыльному,  те-
рять было нечего. Но генерал Моро был человеком совсем  другого  типа  и
другого положения. Моро был одним из талантливейших генералов  французс-
кой армии, честолюбец, но честолюбец нерешительный. Он  ненавидел  Бона-
парта уже давно и именно за 18 брюмера, когда Бонапарт решился на то, на
что сам он не решился. Он был с тех пор в молчаливой оппозиции.  Некото-
рые якобинцы считали, что он -  убежденный  республиканец,  знавшие  его
лично роялисты убеждены были, что он из одной ненависти к первому консу-
лу согласится им помочь.
   Ненависть к Бонапарту была господствующей страстью Моро, но ничто  не
давало права предполагать, что он хотел посадить  на  престол  Бурбонов.
Так или иначе, уже то, что он узнал о заговоре и не донес, компрометиро-
вало его. Пишегрю, бывший в постоянных сношениях с агентами  английского
правительства, уверил и англичан и  роялистов,  что  Моро  согласен  со-
действовать. Но Моро отказался говорить с Кадудалем,  а  самому  Пишегрю
определенно заявил, что согласен действовать против Бонапарта, но не же-
лает служить Бурбонам. Пока шли эти переговоры и совещания, наполеоновс-
кая полиция выслеживала и доносила ежедневно первому консулу о том,  что
она успевала открыть.
   15 февраля 1804 г. генерал Моро был арестован у себя на  квартире,  а
спустя восемь дней ночью был арестован и Пишегрю,  выданный  полиции  за
300 тысяч франков лучшим его другом, хозяином  конспиративной  квартиры.
Допросы следовали за допросами, но Пишегрю  отказывался  что-либо  сооб-
щить. К Моро приходили от имени Бонапарта, обещая  прощение  и  свободу,
если он признается, что виделся с Кадудалем. Моро  отказался.  Через  40
дней после своего ареста Пишегрю был найден в  своей  камере  удавленный
собственным галстуком. С тех пор слухи о том, что  это  было  не  самоу-
бийство, а убийство, совершенное по приказу высшей власти, не  прекраща-
лись. Наполеон впоследствии презрительно опровергал их, говоря: "У  меня
был суд, который осудил бы Пишегрю, и взвод солдат,  который  расстрелял
бы его. Я никогда не делаю бесполезных вещей".  Но  эти  слухи  находили
почву особенно потому, что за несколько дней до таинственной смерти  Пи-
шегрю произошло потрясшее высшие круги Франции и Европы совершенно  нео-
жиданное событие, расстрел члена династии Бурбонов, герцога Энгиенского.

   С самого ареста Моро и Пишегрю и после ряда других арестов, связанных
с заговором, Наполеон был в состоянии почти постоянной ярости. Рука анг-
личан была для него очевидна; не менее ясна была и руководящая роль Бур-
бонов. Он уже знал, что англичане перевезли и высадили в конце лета 1803
г. Жоржа Кадудаля во Франции, что он приехал с английскими деньгами и  с
инструкциями Карла Артуа, что он в Париже и каждый день может произвести
покушение один или с целой группой товарищей. В  гневе  Наполеон  сказал
однажды, что напрасно Бурбоны думают, что он не может им  лично  воздать
по заслугам за эти попытки его убить. Этот возглас услышал  Талейран  и,
чтобы выслужиться и вместе с тем чтобы безопасно для себя  лично  отомс-