поклон, подолгу жили в столице мира и тратили громадные суммы.  Это  был
какой-то непрерывный блестящий праздник, волшебная феерия в  Тюильри,  в
Фонтенебло, в Сен-Клу, в Мальмезоне.
   Никогда при старом режиме не было такого  блеска  и  такой  громадной
толпы залитых бриллиантами царедворцев обоего пола. Но  все  они  знали,
что в далеком кабинете дворца, куда не  долетают  звуки  веселья,  часто
стоит, склонившись над географической картой  Пиренейского  полуострова,
их властитель и что многим из беспечно танцующих  придется,  по  велению
императора, внезапно распроститься со всей роскошью, в которой они купа-
ются, и опять стоять под ядрами и пулями. И во имя чего?
   Уже после Аустерлица очень многим из сподвижников Наполеона казалось,
что нужно, наконец, поставить точку, что Франция достигла небывалого мо-
гущества, о котором едва ли могла мечтать. Конечно, все население  импе-
рии безропотно повиновалось Наполеону; крестьяне пока еще выносили  рек-
рутские наборы, торговцы (кроме купечества приморских городов) и особен-
но промышленники радовались расширению рынков сбыта и  торговых  возмож-
ностей. Впрочем, сановники и  маршалы,  которые  начали  призадумываться
после Тильзита, не опасались, что строю грозит внутренняя революция.  Им
известно было, что рабочие предместья крепко сдавлены наполеоновской ру-
кой. Они боялись другого: их пугали  чудовищные  размеры  наполеоновских
владений.
   Бесконтрольная, абсолютно ничем не ограниченная власть императора над
колоссальным конгломератом стран и народов, от  Кенигсберга  до  Пиренеи
(и, фактически, уже за Пиренеями), от Варшавы и  Данцига  до  Неаполя  и
Бриндизи, от Антверпена до северо-западных Балканских гор,  от  Гамбурга
до острова Корфу, начинала смущать приближенных. Даже самое  поверхност-
ное знание истории и даже искусственно заглушаемый голос инстинкта гово-
рили им, что подобные мировые монархии крайне недолговечны и являются не
только в высшей степени редким, но и в высшей степени хрупким  созданием
игры исторических сил. Они сознавали (и потом говорили), что все сделан-
ное Наполеоном, от начала его карьеры до Тильзита,  больше  походило  на
диковинную сказку, чем на историческую действительность.  Но  многие  из
них - не один только Талейран - полагали, что продолжать  дальше  вписы-
вать новые сказки в скрижали истории будет все труднее и опаснее.
   Наполеон был неслыханно щедр к своим ближайшим военным и  гражданским
помощникам. После Тильзита он подарил маршалу Ланну миллион франков  зо-
лотом, Нею - около 300 тысяч  ежегодной  и  пожизненной  ренты;  маршалу
Бертье подарил полмиллиона золотом да еще  405  тысяч  ежегодной  ренты;
прочих маршалов и многих генералов и офицеров одарил тоже очень  широко.
Министров Годэна, Мольена, Фуше, Талейрана одарил меньше, чем  маршалов,
но тоже очень щедро. Все офицеры гвардии и армии, принимавшие  фактичес-
кое участие в боях, получили также вознаграждение, многие получили хоро-
шие пенсии, раненые получили втрое больше, чем не раненые. Эта  щедрость
не стоила, впрочем, французской казне ни одного франка: помимо  огромных
контрибуций, которые должны были уплачивать побежденные  страны  победи-
тельнице-Франции, Наполеон налагал (часто на отдельные города и корпора-
ции) на те же страны еще особые поборы, простиравшиеся до десятков  мил-
лионов (40 миллионов с  Вестфальского  королевства,  был  образован  зе-
мельный фонд Ганновера ценностью  в  20  миллионов,  30-35  миллионов  с
Польши и т. д.), которые шли в личное бесконтрольное  его  распоряжение.
Выдавая из этих сумм огромные награды своим приближенным, все, что оста-
валось, Наполеон складывал в те "подвалы Тюильри", где у него лично,  по
его собственным словам, в 1812 г. было 300 миллионов франков  (золотом).
Суммы на содержание его двора, его официальный цивильный лист (25 милли-
онов) - все это было ничтожно сравнительно  с  бесконтрольными  суммами,
поступавшими в его распоряжение совершенно независимо от государственно-
го бюджета. Горе побежденным! "Война должна кормить себя сама",- говорил
Наполеон. Этот принцип строго проводился при Первой империи. Таким обра-
зом, у Наполеона в руках и оказался  совсем  особый  ежегодно  правильно
поступающий в его распоряжение многомиллионный доход с  завоеванных  зе-
мель. Этими деньгами он и оделял самой щедрой рукой свою армию  и  своих
сановников. Но все эти колоссальные награды, посыпавшиеся на маршалов  и
генералов, пробуждали в них стремление спокойно пользоваться всеми этими
богатствами и почестями. Ведь вся жизнь идет и пройдет в почти непрерыв-
ных войнах!
   Все знали, что Наполеон, едва вернувшись из Тильзита, начал  готовить
армию для похода на Португалию через Испанию.  Решительно  не  понимали,
если не все, то очень многие, зачем это делается. Тут следует снова  на-
помнить о континентальной блокаде, потому что отныне ни одно сколько-ни-
будь важное действие Наполеона нельзя уяснить себе, если хоть на  минуту
забыть о континентальной блокаде.
   Задавшись целью экономически задавить  Англию  при  помощи  континен-
тальной блокады. Наполеон был совершенно последователен: он не мог дове-
рять ни династии Браганца в Португалии, ни династии Бурбонов в  Испании;
не мог поверить, что обе эти династии станут исправно и сознательно  ра-
зорять вконец свои страны, воспрещая  крестьянам,  хуторянам,  помещикам
продавать англичанам мериносовую шерсть и преследуя ввоз дешевых  машин-
ных английских фабрикатов в Испанию и Португалию. Ясно  было,  что  они,
беспрекословно приняв берлинский декрет Наполеона о блокаде, будут  тай-
но, под рукой, попустительством, снисходительностью к контрабанде и  ты-
сячей других способов нарушать этот декрет. А при колоссальной береговой
линии Пиренейского полуострова, при полном владычестве английского флота
и в Бискайском заливе, и во всем Атлантическом океане, и  в  Средиземном
море, при наличности на самой территории Пиренейского  полуострова  анг-
лийской крепости Гибралтара было ясно, что ни о каком фактическом прове-
дении блокады и речи быть не может, пока  Наполеон  не  является  полным
владыкой Португалии и Испании. И для него принципиальный вопрос был  ре-
шен бесповоротно: все берега Европы, и южные, и  северные,  и  западные,
должны быть под непосредственным французским  таможенным  надзором.  Кто
этого не желает, того нужно убрать с дороги. Испанские Бурбоны унижались
перед ним и лгали ему: они не могли и не хотели изгнать англичан и  фак-
тически воспрепятствовать английской  торговле.  То  же  делала  и  Бра-
ганцская династия в Португалии, которая тоже раболепствовала перед Напо-
леоном до полного  забвения  человеческого  достоинства,  а  на  блокаду
все-таки старалась смотреть сквозь пальцы.
   Между тем Англия, оставшись после Тильзита без союзников, твердо  ре-
шилась усилить, борьбу. В начале сентября  1807  г.  английская  эскадра
бомбардировала Копенгаген, так как были слухи, что Дания примкнет к кон-
тинентальной блокаде. Наполеон пришел в ярость, когда узнал об этом  со-
бытии. Это ускорило его решение завоевать Португалию и Испанию. В октяб-