революцию, молодежные движения 60-х годов,  быстро  меняющееся  отношение  к
работе.  Можно  также  говорить  о  гонке  вооружений,  которая  существенно
стимулировала развитие технологии. Но можно искать причины Третьей  волны  в
культурных  и  эпистемологических  процессах  нашего  времени  -  процессах,
возможно, столь же значимых, как Реформация и Просвещение вместе взятые.
   Мы можем найти десятки, даже сотни ручейков, сливающихся  вместе,  и  все
они  причинно  связаны.  Мы  можем   увидеть   удивительные   позитивные   и
отрицательные обратные связи в социальной системе,  подсте[572]  гивающие  и
усиливающие либо тормозящие и подавляющие  определенные  изменения.  В  этот
переходный период мы можем найти аналогии  с  великим  "скачком",  описанным
такими учеными, как Илья  Пригожий,  когда  относительно  простая  структура
вдруг резко поднимается на более высокий уровень разнообразия и сложности.
   Но найти одну, "первую" причину Третьей волны нельзя. В  действительности
вопрос о "причине" неправильно сформулирован  или  даже  совсем  неправилен.
"Какова причина Третьей волны" - это вопрос Второй волны.
   Сказать  так  -  это  не  означает  отрицать  причинность,  это  означает
осознавать сложность. Цивилизация Второй волны может переживать  упадок,  но
на смену ей необязательно придет цивилизация, описанная  здесь.  Любые  силы
могут радикально изменить картину. В голову тут же приходит: война, крушение
экономики,  экологическая  катастрофа.  Никто  не  может  остановить   волну
изменений, но нельзя сбрасывать со счетов ни необходимости, ни  случайности.
Если то, что я говорил о положительной обратной связи,  правильно,  то  один
маленький "пинок" по системе способен вызвать крупномасштабные изменения.
   Решения,   которые   мы   принимаем   сегодня   как   индивиды,   группы,
правительства,   могут   тормозить,   придавать   другое   направление   или
стимулировать  нарастающий  поток  изменений.  Все  люди  будут   по-разному
реагировать на  опасность,  которую  создаст  сверхбитва  между  защитниками
Второй  волны  и  поборниками  Третьей,  Русские  ответят   одним   образом,
американцы другим, японцы, немцы, французы или норвежцы по-своему, и  страны
станут еще больше отличаться друг от друга. [573]
   То же верно и для внутреннего  состояния  стран.  Малые  изменения  могут
вызвать грандиозные последствия - в корпорации, школе, церкви, в больницах и
отношениях между людьми. Вот почему, несмотря ни на что, люди принимаются  в
расчет - вплоть до каждого отдельного человека.
   Это особенно верно потому, что  лежащие  впереди  изменения  -  следствия
конфликта, а не автоматического поступательного движения. Так, в  каждой  из
технологически  развитых   стран   отсталые   районы   стремятся   завершить
индустриализацию. Они пытаются защищать  свои  предприятия  Второй  волны  и
работу людей, связанную с ними. Это ставит их в условия прямого конфликта  с
регионами, которые уже значительно продвинулись в  создании  технологической
базы  Третьей  волны.  Такие  конфликты  раскалывают  общество,  но  они  же
предоставляют много возможностей для политической и социальной деятельности.
   Борьба, которая теперь  происходит  в  каждом  сообществе,  между  людьми
Второй волны и людьми Третьей  волны,  не  означает,  что  другие  конфликты
утратили свое значение. Классовый конфликт,  расовый,  конфликт  молодежи  и
стариков с тем, что я называю "империализмом среднего  возраста",  конфликты
региональные,  сексуальные,  религиозные  -  все  это  будет   продолжаться.
Некоторые только обострятся. Но все они будут формироваться  сверхборьбой  и
подчиняться ей. Именно эта сверхборьба в  наибольшей  мере  определяет  наше
будущее.
   Для переходного периода, когда в  наших  ушах  нарастает  гул  близящейся
Третьей волны, особенно характерны два  явления.  Первое  -  это  углубление
дифференциации общества, демассификация массового об[574] щества.  Второе  -
нарастание темпа исторических изменений. Это влечет  за  собой  колоссальное
напряжение для человека и общественных институтов, стимулирует  сверхборьбу,
которая кипит вокруг нас.
   Привыкшие к небольшому разнообразию и малой  скорости  изменений  люди  и
институты должны быстро приспособиться к  большому  разнообразию  и  высокой
скорости изменений. Напряжение настолько сильно, что  возможность  принимать
компетентные решения утрачивается. Это ведет к шоку от будущего.
   Нам остается только одно. Для того чтобы иметь дело с новой  реальностью,
мы должны добровольно отлить в новую форму себя и свои институты.
   Ибо это цена вступления в жизнеспособное  и  благоприятное  для  человека
будущее. Однако для того, чтобы совершить необходимые изменения,  мы  должны
совершенно по-новому взглянуть на два важных момента. Оба являются решающими
для выживания и оба игнорируются в публичных обсуждениях: будущее личности и
политика будущего.
   Будущего, к которому мы уже идем.



[577]
   ЗАКЛЮЧЕНИЕ

   Глава 25

   НОВАЯ ПСИХОСФЕРА

   Формируется новая цивилизация. Но как мы в нее вписываемся?  Не  означают
ли сегодняшние  технологические  изменения  и  социальные  перевороты  конец
дружбы, любви, привязанности, общности и участия? Не сделают  ли  завтрашние
электронные чудеса человеческие отношения  еще  более  бессодержательными  и
потребительскими, чем сегодня?
   Это правомерные вопросы. Они возникают из  вполне  понятных  опасений,  и
только наивный  технократ  с  легкостью  отметет  их  в  сторону.  Ибо  если
посмотреть  вокруг,  мы  повсюду  обнаружим  свидетельства  психологического
истощения. Как  будто  бомба  взорвалась  в  нашей  общей  "психосфере".  Мы
фактически  переживаем  не  просто  разрушение  техносферы,  инфосферы   или
социосферы Второй волны, но также распад ее психосферы.
   Во всех богатых странах литания слишком  хорошо  известна:  увеличивается
процент подростковых самоубийств,  ошеломляюще  высок  уровень  алкоголизма,
широко распространены психологические депрессии, вандализм и преступность. В
Соединенных   Штатах   пункты   первой   помощи   переполнены   наркоманами,
употребляющими марихуану, амфетамин, кокаин, ге[578] роин, не говоря  уже  о
людях с "нервными расстройствами ".
   Службы  социальной  и  психической  помощи   создаются   повсеместно.   В
Вашингтоне президентская Комиссия по психическому здоровью объявляет, что не
меньше четверти всех граждан в Соединенных Штатах страдает от той  или  иной
формы  сильного  эмоционального  стресса(1).  А  психолог  из  Национального
института психического здоровья, утверждающий, что практически  не  осталось