не может быть историком-профессионалом, знающим человеком -- как же он тогда
будет  клеймить  себе подобных?). Во втором случае  монстр  просто объясняет
аудитории, как  мерзко и  неправильно вели себя  далекие предки, и  как надо
было  им себя вести, чтобы  все было  хорошо. И  это производит впечатление.
После крушения все того же марксизма  в умах осталась некая  пустота, брешь.
Можно  заполнить  ее  какой-либо другой,  более  современной  теорией, можно
заполнить ее нигилизмом, можно... впрочем,  список будет длинным и  скучным.
Монстр фольк-хистори привлекателен для людей, ищущих готовые ответы на  свои
вопросы,  причем такие ответы, которые не должны  содержать слов "похоже  на
то, что" или "вероятно". Точно известно, как  надо было  делать, и  все тут.
Фольк-хистори представляет  собой своеобразный отряд,  штурмующий  пустоты в
умах.
     Существует развлекательная литература.  Разного рода боевики, например.
После  тяжелого трудового  дня  надо  расслабиться. Лучше  полсотни  страниц
детектива, чем  пара стаканов водки. Боевичок не  несет в  себе скрытых ядов
(разумеется, если там не насилуют и не расчленяют трупы на каждой странице).
А вот фольк-хистори, взятая с книжной  полки в минуту отдыха,  может оказать
на  сознание  человека  расслабившегося,  не  готового  к  интеллектуальному
отпору, отравляющее  воздействие.  Какой-нибудь Лавров с  его кровообильными
романами  об  эпохе  Ивана  Грозного,  описывая  очередную  сцену  массового
убийства, попутно  дарит читателю неправильные даты, имена, чины, хронологию
событий и  т.д. В  силу собственного глубокого невежества.  Или какой-нибудь
Фоменко,  одним  махом  аннигилирующий  несколько   столетий   отечественной
истории... В  огромном большинстве случаев монстры фольк-хистори имеют очень
расплывчатое представление об исторических знаниях, труде историков, методах
работы с историческими источниками. Случайный  набор книжек, ниспровергающая
что-нибудь  теорийка и  несокрушимый  апломб --  вот орудия производства для
монстров. "Чердак" нормального взрослого человека заполняется хламом, да еще
и химически активным хламом,  который способен  портить стоящие рядом вполне
"рабочие" предметы.
     Фольк-хистори --  это глобальный  вред.  Урон  для  культуры.  Чудовище
стозево  и  лаяй. Всех  монстров наших дней  даже перечислить  трудно. Но  с
некоторыми выдающимися представителями читатель сможет познакомиться поближе
в этой  книге.  Авторы  книги будут удовлетворены результатом своих  трудов,
если  оное  тесное  знакомство  наведет  на мысль  о  необходимости  скорого
прощания.


     Ольга Елисеева против Эдварда Радзинского
"КНЯЖНА ТАРАКАНОВА" ОТ РАДЗИНСКОГО


"АВАНТЮРЬЕРА", ИЛИ ИСТОРИЯ ДЛЯ ОСЛОВ

     Мой издатель будет очень
     счастлив,
     Будет удивляться два часа,
     Как осел перед которым в ясли
     Свежего насыпали овса.
     Н.С. Гумилев
     Я держала в руках книгу в изящной, ламинированной  обложке и испытывала
непреодолимое искушение  поднести ее к свече, выпустить  алого безжалостного
мотылька  на сероватые, почти газетные страницы.  К свече...  Жаль,  что  на
дворе не  "галантный"  XVIII век  и  в  доме уже не принято  шутить с огнем!
Поэтому  ни  казнь  над  старинным  бабушкиным  шандалом,  ни  торжественное
сожжение  в камине сочинениям Эдварда Радзинского от  моей  руки не грозило.
Как  писала  Екатерина II: "Даже церковь считает себя удовлетворенной,  если
еретик сожжен.  Моя записка сожжена, не захотите  же  вы предать огню и меня
саму".
     Но "еретик"-то  остался цел, и ворох его "записок" тоже. Нет в наши дни
ни испанской  инквизиции,  ни  подсвечников  с  экранами  --  одни танки  да
национальный  вопрос  --  скучная  эпоха!  Возможно,  именно  поэтому,  дабы
развеять   тоску   благосклонного   читателя,  в  последнее   время  заметно
потянувшегося к историческим книгам на родные сюжеты, издательство "ВАГРИУС"
предприняло  публикацию  собрания  сочинений  Э. Радзинского  в  7-ми томах.
Написанные легким языком, эти книги втягивают читателя в бесконечный хоровод
событий и лиц от Сократа и Нерона до Распутина, Николая II и Сталина. Судьбы
великих   грешников  и  великих  диктаторов  переплетаются   в  колоссальной
трагедии, имя которой  --  человеческая  история.  Один  за другим  проходят
портреты крупных государственных деятелей и авантюристов, все они  прописаны
с   большой   психологической   напряженностью:   все   страдают,  мучаются,
перешагивают через обыденную мораль,  тяготятся будущим  возмездием или  уже
получают его. Может быть,  именно  поэтому  большинство  героев  Радзинского
балансируют  на  грани  помешательства,  видят  сверхъестественные  явления,
слышат голоса, беседуют с  призраками  -- словом, становятся жертвами борьбы
автора  за  повышенный  психологизм в трактовке  образов.  Впрочем,  в конце
времен возможно любое смещение реальности; Мак-бенах, господа, мак-бенах.
     Персонажей,  конечно, жалко, но они, как крепостные актеры, принадлежат
автору: хочет -- распродает своих "амуров  и зефиров" по одиночке, хочет  --
целой  труппой,  или,  как  поместный  графоман,  заставляет играть  роли  в
написанных  им пьесах, не считаясь с тем, что  и  у  Пастушки  торчат из-под
платья валенки, а благородный сеньор разговаривает с нижегородским акцентом.
"Бумага терпит все, -- как откровенно сказала однажды все та же Екатерина II
Дени Дидро, --  она белая, гладкая и  не  представляет препятствий ни вашему
возвышенному уму, ни  воображению.  Я  же, бедная императрица,  работаю  для
людей, а они чрезвычайно чувствительны и щепетильны".
     Эти  "чувствительные  и  щепетильные"  люди жили давно,  более  200 лет
назад,  и  вот они-то, в отличие от героев книг, не принадлежат писателю, не
являются предметом  торга  и  имеют некоторые если  не  юридические,  то  по
крайней мере моральные права. Когда речь идет о реальных,  а  не вымышленных
исторических персонажах, о конкретных событиях, то со стороны автора было бы
по меньшей мере неплохо добросовестно познакомить с ними читателя. Не просто
познакомиться самому, а именно познакомить читателя -- это ведь разные вещи,
не  правда  ли?  Предоставить  тому,  кому  адресована  ваша  книга,  точную
информацию о происходившем -- простой  акт  уважения, а именно его в работах
Радзинского найти невозможно. Он знакомит аудиторию с фактами на свой, очень
тщательный  выбор,  оставляя   за  бортом  все,  что  может  поколебать  его
построения. Не даром считается, что сказать половину правды -- иногда  хуже,
чем солгать.
     "Я не буду  говорить,  Катилина, что ты плут,  мошенник и лгун!" -- как