не было слышно, девушка вздрогнула и приглушенным голосом спросила:
     - Кто это, бабушка?
     Старуха  подняла  покрывало,  приложила  руку к губам внучки и боязливо
прошептала:
     - Он!
     - Император?
     Старуха   отвечала   многозначительным  кивком  головы;  но  девушка  с
нетерпеливым любопытством продолжала приставать к бабке и спросила:
     - Молодой?
     - Глупая! Тот, что идет впереди. Седобородый.
     - Вон тот? А мне бы хотелось, чтобы императором был молодой.
     Действительно,  человек, который шел молча впереди своих спутников, был
римский  император  Адриан,  и  казалось,  что его прибытие оживило пустыню:
едва  он  приблизился  к  камышам,  чибисы  поднялись оттуда ввысь с резкими
криками,  а  из-за  песчаного холма, лежавшего у края той широкой дороги, по
которой  не  пошел  Адриан,  вышли два человека в жреческих одеждах. Оба они
принадлежали  к  храму  Казийского  Ваалакамня  горной  породы,  которое  своим  фасадом  выходило  к  морю  и только
накануне того дня удостоилось посещения императора.
     ______________
     вавилонян,  олицетворяло  силы  природы  и  созидательное  начало, также бог
солнца.  Каждый  город имел своего Ваала, к имени которого обычно прибавляли
название города.

     - Не  сбился  ли  он  с  дороги?  -  спросил  один  из  жрецов  другого
по-финикийски.
     - Едва  ли,  -  отвечал  тот.  -  Мастор  говорил, что император даже в
темноте найдет любую дорогу, по которой ходил хоть один раз.
     - Однако  же  он  смотрит  больше  на  облака,  чем на землю, - заметил
другой.
     - Но он ведь обещал нам вчера...
     - Не обещал ничего определенного.
     - Нет.  При  прощании он крикнул (я это явственно слышал): "Может быть,
я снова приду посоветоваться с вашим оракулом..."
     - "Может быть..."
     - Мне кажется, он сказал: "вероятно".
     - Кто  знает,  какое знамение, открытое им в небесах, гонит его отсюда,
- сказал другой. - Он идет к лагерю, расположенному на берегу моря.
     - Но в нашей парадной трапезной для него приготовлен обед.
     - Ну,  для  него-то  всегда стол накрыт. Пойдем. Какое скверное утро; я
продрог!
     - Погоди немного, посмотри.
     - Что такое?
     - Его поседевшие волосы не прикрыты даже шапкой.
     - Еще никто не видал его с покрытой головой во время путешествий.
     - Да и его серый плащ кажется вовсе не императорским.
     - Но на пиршествах он всегда носит багряницу.
     - Знаешь ли, кого он напоминает мне походкой и внешностью?
     - Ну?
     - Покойного  верховного жреца нашего - Абибаала, тот тоже шествовал так
величественно и задумчиво и носил такую же бороду, как император.
     - Да, да... и тот же испытующий и задумчивый взгляд.
     - Тот  тоже  часто  смотрел ввысь. Даже широкий лоб у них одинаковый...
Только нос у Абибаала был более крючковат и волосы не такие курчавые.
     - Уста  нашего  учителя  носили  печать достоинства и серьезности, в то
время  как  губы  Адриана  при  каждом  слове,  которое  он  слышит  или сам
произносит, вытягиваются и кривятся, как для насмешки.
     - Взгляни,  вот  он  поворачивается  к  своему  любимцу; кажется, этого
красивого молодца зовут Антонием?
     - АнтиноемВифинии.
     ______________
     Вифинии,  любимец  императора  Адриана.  Имя  его  стало  нарицательным  для
обозначения красавца.

     - Какой красавец!
     - Да,  красоты  несравненной. Что за стан, что за чудное лицо! Однако я
не желал бы, чтобы он был моим сыном.
     - Как! Ведь он любимец императора.
     - Именно  поэтому... У него уже и теперь такой вид, будто он насладился
всем и ни в чем уже не находит радости.
     На  небольшой  площадке  у самого берега моря, защищенной от восточного
ветра  утесами  из рыхлого камня, стояло множество шатров. Между ними горели
костры,  вокруг  которых  толпились  римские  солдаты  и  слуги  императора.
Полунагие  ребятишки,  сыновья  рыбаков  и  погонщиков верблюдов, озабоченно
бегали  туда  и сюда, подкладывая в огонь сухие стволы тростника и поблекшие
ветви  дикого  колючего  кустарника.  Но  как  ни  усиливалось пламя, дым не
поднимался  в  вышину.  Разгоняемый короткими порывами ветра, он стлался над
землей  легкими  облаками,  подобными  стаду  баранов, рассеявшихся в разные
стороны,  словно  ему  страшно  было  подняться  в  этот серый, неприютный и
влажный воздух.
     Самый  большой  из  шатров,  перед которым ходили попарно взад и вперед
римские  часовые,  был  открыт  настежь  со  стороны  моря. Рабы, выходившие
оттуда  через  широкую  дверь  на  воздух,  должны были обеими руками крепко
придерживать  на  своих  бритых  головах  подносы,  уставленные  золотыми  и
серебряными  блюдами, тарелками, кубками и стаканами, чтобы ветер не сбросил
их на землю. Внутри палатка не блистала никакими украшениями.
     На  мягком  ложе у правой стены палатки, колебавшейся от бурного ветра,
лежал  император.  Его  бескровные  губы были крепко сжаты, руки скрещены на
груди,  глаза  полузакрыты.  Но он не спал. Несколько раз открывал он рот, и
губы  его  шевелились,  точно  он  пробовал какое-то кушанье. По временам он
поднимал  свои  тяжелые  веки,  сплошь  покрытые  мелкими морщинами и синими
жилами, устремлял взор в вышину, в сторону или вниз, в середину шатра.
     Там,  на  шкуре  огромного  медведя,  окаймленной  синим  сукном, лежал
любимец  Адриана,  Антиной.  Его  прекрасная  голова  покоилась  на  искусно
набитой   голове  этого  зверя,  сраженного  его  повелителем.  Правая  нога
свободно  качалась  на  весу,  поддерживаемая  согнутой  левой,  а руки были
заняты  игрою  с  молосской  собакой императора, которая припала своей умной