превосходными  по своей сущности людьми, дело в  системе  подготовки врачей.
Что  радует,  так  это  то,  что  все  большее  число  специалистов-медиков,
преимущественно из среднего и младшего поколения, активно стремится сбросить
со своих глаз жесткие шоры двумерной убогости, все интенсивнее - из подлинно
профессиональной гордости - овладевает новыми для  них  сферами знаний. Лишь
один  пример:  в  третьем  выпуске  Университета  биоэнергетических  проблем
(научным руководителем  которого  я был) из 120  человек более 50%  являлись
профессиональными медиками.
     Радует  то,  что во  всем цивилизованном  мире  все шире  набирает силы
всесторонне-комплексный подход к здоровью заболевшего человека: с учетом его
индивидуальности  и  его  психической,  а  не  только  телесной  субстанции.
Отовсюду приходят  известия  об  интеграции  усилий официальной  медицины  и
нетрадиционных  (а  вернее, прежних)  методов  лечения,  о  широком  спектре
воздействий   как   аллопатии,  так  и  фитотерапии,  как  массажа,   так  и
художественной терапии и т.д.
     Лед тронулся, господа присяжные заседатели, лед тронулся!..  Но весна у
нас еще только началась,  возможны суровые заморозки как  на почве,  так и в
атмосфере.
     Что  же  следует  предпринимать  в  ожидании  солнышка,  как поторопить
пришествие лета?
     НАМЕСТНИК БОГА НА ЗЕМЛЕ
     Тот собственный опыт пребывания в состоянии "острого живота", о котором
я  поведал  несколько  раньше, весьма обогатил  меня. Все  пропущенное через
себя, через свои чувства, свои эмоции, свои страдания и достижения, обладает
такой силой достоверности, с которой не сравнится никакое книжное или  любое
другое "головное" знание. Человек, поставленный  на  край или  даже за черту
смерти,  видит острее,  мыслит глубже и объемней, чем он же,  но в обыденной
ситуации.
     Моему  сознанию  (душе?)  после  водружения  тела на  операционный стол
довелось  тогда вылететь в  уходящий  далеко  вдаль  синий, быстро темнеющий
коридор, о котором  значительно позже я прочитал у Моуди в  его книге "Жизнь
после смерти". В те студенческие годы  я активно изучал соотношение мышления
и языка и, в отличие от пациентов, описанных американским автором, во  время
своего  быстрого  "полета"  (куда?)  четко профессионально отмечал обвальное
уменьшение числа слов и понятий, которыми мог располагать, пока не  осталось
последнее слово  -  свое  имя -  и все, фиолетовый сумрак,  сгустившийся  до
темноты!..  Да,  но  каким   бессловесным   аппаратом  я  фиксировал  и  это
исчезновение слов, и темп движения,  и  смену цветовой окраски в тоннеле, по
которому неслось нечто мое?.. И еще: когда уже полсуток спустя я услыхал над
собой женское: "Фу,  как от  него  эфиром несет!" - то, вынырнув из глубокой
тьмы  бессознания,  я спокойно  сообщил:  "Значит,  я -эфирное  создание". И
дальше: услыхав в ответ  звонкий радостный смех, я захотел  поговорить с его
владелицей (студенткой-медиком 5 курса Ниной Поповой) и  внутренне  сразу же
отметил:  превосходно вижу  структуру построения  фраз,  которые мне хочется
произнести, но в мозгу  полностью отсутствуют  (они забыты!) слова, которыми
следует  заполнить отчетливо видимый  мною синтаксический каркас!.. И  снова
вопрос:  каким  же образом, -  без  слов-то!  -  я сразу  сформулировал  эту
ситуацию?..
     Конечно, вышеизложенные рассуждения о языке не имеют отношения к сюжету
данной главы, но  они  напрямую соотносятся с важнейшей для  меня  мыслью  о
ценности  и даже уникальности собственного опыта на основе своих заболеваний
для целителя (спрашивается, в каких бы еще  условиях,  кроме вышеизложенных,
экстремальных мог  бы я  напрямую столкнуться с  этими  неведомыми для  меня
законами мышления и языка, о которых ни до, ни после этого не читал?).
     И  еще: не  исключаю,  что  в реальной  целительской работе данный факт
одновременного существования  различных  потоков мышления  может  стать  для
определенных ситуаций базовым - речь идет о лечении путем введения  пациента
в транс.
     Что же касается непосредственно  сюжета, то вот эпизод, ради которого я
и затеял  эти воспоминания.  После  полной ревизии кишечника он полностью же
перестал  функционировать,  отключились  какие-то  региональные  руководящие
центры,  исчезла перистальтика,  и лежала в распоротом и грубо зашитом чреве
груда  беспорядочно  заброшенных  туда  кишок.  Она лежала там, а я лежал  в
обширной  палате  для  умирающих.  Почему-то  дневного  света  из  той  поры
вспомнить не могу, только сплошную ночь и тусклые синие светильники. И белые
ширмы, которые через каждые несколько часов ставили то около одной, то около
другой  кровати,  а  потом  появлялись  дюжие санитары в  грязных  халатах и
переваливали оттуда негнущееся тело на каталку и увозили его ногами в дверь.
А  потом снова появлялась каталка и с нее на освободившееся место укладывали
нового претендента на  потусторонний мир. Конвейер работал  неторопливо,  но
безостановочно.
     Рядом со мной лежал  плотный мужчина лет сорока. Почти все время у него
дежурила донельзя растерянная жена: он никогда раньше ничем не болел, и жили
они в достатке, пили и ели в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывали.
Болезнь  на него  свалилась неожиданно,  как  кирпич с крыши: какая-то бурно
развивающаяся  разновидность  онкологии (конечно,  название  его  беды  я не
запомнил: чувства,  направленные  вовне, были  притуплены,  очевидно,  из-за
инстинкта  самосохранения).  Очень  быстро  он впал в  полузабытье, принялся
бредить, судорожно хватая жену за руки. Наконец, подобие сна смирило  его, и
жена, вконец выбившаяся из  сил, отправилась  домой хоть  немного в  течение
этих  безумных суток отдохнуть. Вскоре после ее  ухода он очнулся и в страхе
от  одиночества,  перед лицом близкой  ледяной смерти,  неминуемость которой
ощутил, принялся  метаться  и  непрерывно  кричать:  "Няня!  Няня! Няня!..".
Появилась санитарка, попыталась уложить и успокоить его, но он уже ничего не
слышал.  Вцепившись ей  в руку, он только отчаянно и моляще кричал: "Няня!..
Няня!.. Няня!..". Это  были  его последние  слова.  Вскоре кровать огородили
ширмой...
     Вот  ради этих слов, а  точнее - ради  определения  чувств  заболевшего
человека  я  и  привел данный, не забываемый уже десятилетиями эпизод, самый
памятный  из  всех за  то  пребывание  в преисподней  ада.  (Чтобы завершить
автобиографический  сюжет, скажу лишь,  что  кто-то из  врачей  придумал  на
четвертые  сутки положить меня,  еще живого, с  мертвым животом, под  мощный
аппарат  УВЧ,  который  в течение двух раз по  минуте пробудил-таки к  жизни
центры  кишечника,   перистальтика  включилась,  кишки,  после  невероятного
очищения,  сами уложились  согласно  собственному  штатному  расписанию.  На
следующий день я перешел из своей мертвецкой в палату для обычных больных, а
еще через  четыре  дня под  расписку выписался домой: согнутый пополам из-за
швов  на животе, сбросивший  мало  не 20  кг,  я  должен был  догонять  свою
студенческую группу в  сдаче госэкзаменов. Еще  через две недели я вышел  на
борцовский  ковер,  так  как  вечерами  работал  тренером  по самбо,  и  мои